Все. Первая часть похорон на этом закончена. Но завтра обязательно будет продолжение — заклание на лагерном алтаре жертвенного барана, причем обязательно черного. И потом раздача его мяса легионерам, чтобы они помянули товарищей. А кровью жертвенного барашка щедро польют братскую могилу. Этим тоже займутся организаторы похорон из ауксилариев, поскольку штатные жрецы вроде армейских капелланов, в легионах не предусмотрены. Здесь все поклоняются такому количеству богов, что никаких жрецов на огромную римскую армию не хватит.
И это, кстати, хороший повод задуматься. Сегодня я не стал вмешиваться в похороны и навязывать новые порядки — хотя некоторые легионеры поглядывали на меня с вопросами в глазах. Но убитые ведь были язычниками, и это их святое право быть погребенными именно так, как они того хотели. Но рано или поздно погибнет, к сожалению, и кто-то из легионеров — новых христиан, такова уж профессия солдата. И вот тогда у меня уже будет законное право вмешаться, прекратив все эти безобразия с забоем черных баранов и поливанием могил вином.
За моей спиной тяжело вздыхает один из «наших» легионеров Фламия, переговариваясь с кем-то из своих товарищей.
— Говорил же ему: Сервий, зачем держаться за мертвых богов? Ты же сам видел Иешуа, почему не веришь в то, что он Мессия?
— И что он тебе ответил?
— «Публий, мне страшно отрекаться от веры своих предков. Я боюсь, что римские боги покарают меня, если я отвернусь от них».
— Горькая насмешка судьбы… где были его боги, которым мы сейчас жертвы приносили? Среди христиан нет ни одного убитого, двоих лишь слегка зацепило. Хотя главный бой приняли на себя ребята Лонгина и наши. А Сервий мертв. И скажи, Публий, после этого, что крест и молитва Равви не защитила нас! Ведь дрались мы наравне со всеми.
— Да уж… Как будто десница Иешуа отводила от всех нас смерть. И не мы одни с тобой это заметили.
Я слегка повернул голову и увидел, как оба легионера перекрестились и благоговейно приложили к губам крестики. «Salvare et conservare…» раздался за моей спиной дружный шепот. «Спаси и сохрани…».
Что ж, похоже, нам с апостолами опять предстоит крещение новообращенных, ведь слухи в легионе разносятся со скоростью лесного пожара…
Через день наш легион такими же стройными колоннами покидает каструм, послуживший нам временным пристанищем на целых две ночи. Впереди нас ждет ночевка еще в одном временном лагере, а там уже и Кесария…
Проходя мимо солдатского кладбища, когорты отдают последние почести павшим, прощаясь с ними. Офицеры вскидывают руку в привычном жесте, нагло присвоенном в ХХ веке нацистами, солдаты ударяют себя в грудь кулаком с зажатым в нем копьем и сразу поднимают его вверх. Целый лес копий вздымается над центуриями. Прощаюсь и я, перекрестившись и произнося вслух молитву «Отче наш…», что на латыни теперь звучит как «Патер ностер…». Слова первой христианской молитвы уже привычно подхватывает дружный хор мужских голосов — это легионеры 1-й центурии 1-й когорты, идущие рядом со мной. И да — я теперь сам часть этой прославленной центурии Лонгина, как и весь мой родной контуберний.