– Что это было, обиделся? Или я чем-то себя выдал и он пошел за наручниками?
– Забудьте. – Я тоже поднялся. – Ничего не чувствуете?
Он принюхался:
– Ничего такого. А в чем дело?
– Разумеется, – согласился я, – вы ведь не ищейка. Так пахнет икра шэда, запеченная в сливках, с петрушкой, кервелем, луком-шалотом, майораном и лавровым листом. Это личный демон мистера Вулфа или один из них. У него демонов много. Собираетесь уходить? Если не жалко, скажите, какой ответ на девятое четверостишие? По-моему, девятое. Там было так: «По закону, который принял он, я женой не могла его быть. Он послушно свой соблюдал закон, продолжая всю жизнь любить».
Он обернулся на меня в дверях и улыбнулся, на этот раз сверхснисходительно:
– Ответ очевиден. Аспазия и Перикл.
– А-а, конечно. Я должен был догадаться.
Мы вышли в прихожую, и я подержал ему пальто. Когда я отпер дверь, он спросил:
– Когда я входил, здесь была мисс Тешер? – (Я сказал «да».) – Кто были эти трое с ней?
– Личные советники. Послушали бы вы их. Просто загнали в угол мистера Вулфа.
Роллинз собирался спросить еще о чем-то, но, видимо, передумал и ушел. Я запер за ним дверь и направился в кухню, чтобы сообщить Вулфу об Аспазии и Перикле, но по пути услышал телефонный звонок и снова свернул в кабинет. Снял трубку, немного поболтал и наконец дошел до кухни, где у Вулфа с Фрицем шло совещание. Я послушал их, потом сказал:
– В девять пятнадцать придет Тэлботт Хири.
Вулф и так уже был на грани, потому заорал:
– Я не буду обедать галопом!
Извиняющимся тоном я сказал, что, боюсь, именно так и придется поступить. На всю трапезу нам выходило лишь полтора часа.
За обеденным столом, были у нас гости или нет, у Вулфа разрешалось обсуждать что угодно, от политики до полиомиелита, но только не текущие дела. Дела оставались за дверью. Тот вечер был, строго говоря, не исключением, хотя близко к тому. Вероятно, днем Вулф в какой-то момент нашел время снять с полки энциклопедию и пролистать галопом статьи о косметике, и потому за обедом ему захотелось поделиться со мной новыми знаниями. Начал он, когда мы доели суп из каштанов и ждали запеченную икру шэда, дословно процитировав билль, представленный английскому парламенту в 1770 году:
«Женщина любого возраста, сословия и достатка, будь то девственница, девица в возрасте или вдова, совратившая с помощью духов, румян, косметических снадобий, искусственных зубов, фальшивых волос, испанской шерсти, железных корсетов, обручей, башмаков на высоком каблуке или накладных бедер одного из подданных его величества и склонившая его к браку, отныне, согласно настоящему акту, подлежит наказанию наравне с лицами, обвиняемыми в колдовстве, заключенный обманным путем брак признается недействительным и подлежит расторжению».