На этом фоне несколько десятков тысяч, уехавших за последние три с чем-то десятилетия, воспринимаются почти спокойно. Большинство из них уехали добровольно, с радостью и надеждой. Им, наоборот, было тошно здесь. Пытаюсь поставить себя на их место. Тошно им было, видать, настолько, что подстановка не удается, недоумение непреодолимо: как можно уехать из такого города, как можно согласиться жить в стране, где нет такого города? Но пусть и они будут счастливы. Пусть каждому будет хорошо на его месте.
Уверенность, что им уже никогда не увидеть родной город, была присуща, похоже, большинству петербуржцев из эмигрантов первой волны. Людей творческих это толкало к приподнятому слогу:
…Тысяча пройдет, не повторится,
Не вернется это никогда.
На земле была одна столица,
Все другое – просто города.
(Георгий Адамович)
Или вот прозаик Илья Сургучев: «И опять перед глазами столица всех столиц, Санкт-Петербург, торжество русского гения и размаха. Набережные, единственные в мире, голубая жирная Нева, морской йодистый воздух, гениальные перспективы, барственность улиц, великодержавная неторопливость жизни…» Из таких фрагментов можно составить целую антологию.
Вольно было Андрею Белому, еще в статусе здешнего обитателя, желчно воспевать «сквозняки приневского ветра», злые гротески петербургских туманов и «зеленые, кишащие бациллами воды». Не вернись он в 1923 году в СССР из своей недолгой эмиграции, глядишь, и у него десятилетие спустя навертывались бы, как слезы, совсем другие строки – как раз для этой виртуальной антологии.
Помню предательскую с юных лет мысль, что Петербург так чарует меня просто потому, что мне незнакомы другие мировые столицы. Каким же облегчением было убедиться, что, даже не вполне оправившись после выматывающей политической болезни, даже пропустив в XX веке две, а то и три архитектурные эпохи, он невозмутимо выдерживает сравнение с самыми прославленными городами. Он другой, чем они, и это замечательно; он не менее прекрасен, вот что главное. Сегодня он беднее своих главных коллег по глобусу, но эта бедность не навек. Во многом же он непревзойден, и прежде всего – в использовании речной дельты. Есть много городов, отмеченных роскошеством речных вод, но нет более совершенного речного вида, чем тот, что открывается со стрелки Васильевского острова.
Другие типологически близкие знаменитые виды, с которыми я его мысленно сличаю, напоминают мне на его фоне мебельный склад. Это, конечно, несправедливо, но ничего не могу поделать. Случайность ли, или какой-то сверхчувственный инстинкт помог основателю империи выбрать столь безошибочное место для крепости и дворца, для самой имперской по своему облику столицы в целом мире. Говорят, она была построена в подражание. Значит, должна близко напоминать некий образец. И что это за образец, можете назвать? То-то и оно.