Ложь. Гримберт попытался переступить с ноги на ногу, но обнаружил, что тело застыло соляной статуей. В нем больше не было нервных волокон, не было мышц, не было кровеносных сосудов. В нем не было того, что превращает груду разнородной плоти в человеческое существо — в не больше не было души.
Но сильнее всего был потрясен Аривальд. Гримберт даже испытал некоторое подобие злорадства, увидев изумление на его воображаемом лице. Человек, всегда просчитывающий все заранее, сейчас он впервые на памяти Гримберта растерянно хлопал глазами, пытаясь понять, как же так произошло. Человек, привыкший просчитывать всякую ситуацию как шахматную партию, он не смог справиться с этим, самым простым, вычислением. И быстро таял, осознав это.
Прости меня, Вальдо.
Господь не простит меня, но ты… Ты должен меня простить.
— Не самая скверная смерть, — Вольрам пожал плечами, — Многим моим людям не досталось и такой. Все-таки на поле боя, в рыцарском доспехе, спасая хозяина… Уж точно лучше, чем медленно подыхать от лангобардского яда или затухать от болезни. Черт, хотел бы я умереть так же!
Вальдо, как же так?
Воображаемый Аривальд еще пытался утешить его, но лицо его — теперь Гримберт отчетливо видел это — было лицом мертвеца. Он был самозванцем, призраком, призванным воображением Гримберта в мир, чтобы заместить настоящего человека и теперь, осознав свою природу, быстро растворялся в воздухе.
Вольфрам пожевал губами.
— Да уж, — пробормотал он, — Смерть, может, и не самая приятная, но она-то, полагаю, наделила его местом в раю вернее, чем поцелуй Папы Римского. Хочется надеяться, что мне и самому суждена подобная кончина, но… Нет, едва ли. К чему лгать себе, сомневаюсь, что человеку моей профессии суждено умереть подобным образом. Стой.
Произнесено было тихо, но отчетливо, резко, как команда. Бросив взгляд на то место, где раньше стоял воображаемый Аривальд, Гримберт увидел человеческую фигуру. Не призрачную, из плоти и крови. Эта фигура небрежно держала в руке пистолю, направленную ему между лопаток. И знакомый волчий оскал.
* * *
— Не сметь, — отчетливо произнес Вольфрам, — Все под контролем. Мессир рыцарь не собирался причинять мне неудобств. Мы просто беседовали с ним, как старые приятели, верно?
Аривальда больше не было. Растворился, как пороховой дым, вознесся в небо. Прекратил существовать, утратив последние нити, связывающие его с реальностью. Нити, сотканные его, Гримберта, воображением.
— Пора кончать щенка, — негромко произнес Бальдульф, — У нас мало времени, сам знаешь. Надо собирать тех, кто еще может держаться на ногах, и уходить. Скоро здесь будет до черта маркграфских ищеек… Не уйдем в течении часа — спустя день будем зубоскалить на эшафоте.