Они здесь не по своей воле, внезапно понял Гримберт, осененный догадкой. У них нет запасов еды и теплой одежды, у них нет надежного зимнего транспорта, морозостойкой смазки и всех тех вещей, которыми заблаговременно запасается опытный путник, предполагая зимовку посреди леса. Судя по тому, как скуден их рацион и как скверно они ориентируются в округе, «Смиренные Гиены» вовсе не планировали скоротать зиму, спрятавшись в Сальбертранском лесу. Если они и явились сюда, то с определенной целью. Целью, которой явно не спешили делиться с сидящим в яме узником.
Кажется, Вольфрама Благочестивого не очень интересовало ворчание его людей. Он не уделял внимания их питанию и почти не интересовался охранением, будто собственная безопасность ничуть его не беспокоила. Если он чем-то и интересовался, так это докладами разведывательных партий, которые собирал каждый день с щепетильностью скорее въедливого старого дьячка-летописца, чем предводителя разбойников. Гримберт не мог расслышать деталей, зато слышал напряжение в его голосе и это напряжение говорило ему о том, что «Смиренные Гиены» прибыли в лес вовсе не для того, чтоб устроить охоту на самоуверенных маркграфских отпрысков. Их вело что-то другое. Что?
Он не мог этого определить. Отчаянно напрягая рассудок, пытающийся ускользнуть от безжалостной реальности в чертоги сладких галлюцинаций, он обнаружил, что почти ничего не может сказать о побудительных мотивах «Гиен», поскольку почти ничего не знает о самих рутьерах.
То немногое, что он знал, было подчерпнуто от Алафрида или Магнебода и подробностей в нем было не больше, чем шкварок в похлебке посреди Великого поста. «Война — злой и жадный едок, которого мы согласны насыщать, пока он платит по счету, — как-то степенно ответил ему будущий императорский сенешаль, поглаживая ухоженную бороду, — Но ей мало сожрать тучного тельца и выпить бочку пива. Она сожрет все пастбище разом, потом сожрет мельницу, потом целое графство, следом соседнее, лес, поле… Но больше всего она любит мясо, все сорта мяса, которые только бывают. И сладкое герцогское и горькое крестьянское. А рутьеры… Что ж, это самое паршивое мясо из всех, которое есть в нашем распоряжении, полное трупного яда и зловонное. Но порой дела обстоят так скверно, что и его приходится кидать в котел».
Польщенный тем, что боевой соратник отца говорит с ним наравне, как с взрослым, Гримберт не обратил тогда должного внимания на эти слова. Но снова и снова вспоминал сказанное, разглядывая кусок неба голого неба над головой, обложенный полупрозрачными облаками и напоминающий обмороженную рану от граненого четырехугольного штыка.