Что же открывало путь к этой вере? Каким образом древние могли узнать о грядущем пришествии Спасителя в мир? Действительно ли существовал способ узнать о благой вести? Здесь сокрыта великая тайна, это новый взгляд на языческий мир, на, казалось бы, хорошо знакомую греческую и римскую классику. Мы должны постараться понять, как Данте смотрел на этот мир, иначе для нас останется загадкой то, что он хотел сказать.
Данте не говорит прямо о своем убеждении: не только иудеи, но и греки и римляне могли встретиться с какой-то формой вести о спасении. Поэтому важно знать, как те, кого читал и кого изучал Данте, чьи идеи считал неотъемлемыми составляющими своего мировоззрения, истолковывали эту проблему. Иными словами, как поздний античный, а затем средневековый мир, рассматривал отношения между язычеством и верой в пришествие Иисуса?
Но вернемся к Вергилию, который в первой песни «Ада» признается, что не дал ответа Богу: «Я враг Его устава». Вспомним также, что творчество Вергилия, и в особенности знаменитейшая «Четвертая эклога», сыграло решающую роль в обращении Стация. Стаций — важный персонаж в этой истории. Римский поэт встречает Данте (песнь двадцать первая «Чистилища») и сопровождает его до самой вершины горы. Он рассказывает Данте, что его обращение в христианскую веру произошло благодаря чтению «Четвертой эклоги» Вергилия, в которой говорится о некой сибилле. В греческой и римской мифологии сибиллы — это девы, наделенные даром пророчества. Вдохновляемые богами (обычно — Аполлоном), они излагали их ответы, возвещали предсказания (главным образом — туманные и неоднозначные). В своей «Эклоге» Вергилий вкладывает в уста сибиллы из Кумы (сегодня это область Кампания) возвещение о близком свершении времен и наступлении золотого века, который начнется с рождением таинственного младенца («puer»). Эти строки в Средние века трактовались как поэтическое пророчество о Мессии[80]. Тогда возникает законный вопрос: есть ли что-то таинственно-христианское в произведении Вергилия, чему он сам не последовал? Некая мысль, наитие, которое могло указать путь обращения? Все сказанное ранее позволяет ответить утвердительно.
Любопытно, что сибиллы словно забыты в «Божественной комедии», за исключением одного, почти мимолетного упоминания в последней песни «Рая» (ст. 61–66):
…во мне мое виденье
Чуть теплится, но нега все жива
И сердцу источает наслажденье;
Так топит снег лучами синева;
Так легкий ветер, листья взвив гурьбою,
Рассеивал Сибиллины слова.
[Все, что я увидел, ускользает, почти совсем исчезает из моей памяти, но я чувствую, как в мое сердце нисходит сладость от этого видения; как снег тает на солнце, как уносит ветер листья с пророчеством из пещеры.]