Два километра от Берёзовки, три километра, пять… Чем дальше я уезжал, тем сквернее становилось на душе, хотя казалось, что противнее уже некуда. Остановился у обочины и долго сидел, не выключая мотора, всё думал, думал… и повернул обратно.
* * *
— Глеб, ты? — Игорь застыл сусликом у раскопанной могилы, испуганно всматриваясь в темноту. Шум мотора он, наверно, не услышал.
— Нет, покойник, — мрачно ответил я, злясь на себя за минутную слабость.
Поднял валяющуюся на земле лопату и буркнул:
— Имей в виду: помогу только с земляными работами, остальное ты сам.
Земля была мягкой, и Игорь успел выкопать приличную яму. Крест лежал неподалёку, глянцевито поблёскивала табличка от света фонаря. Я подсчитал, что Мельникова Клавдия скончалась на девяносто первом году жизни.
— Игорёха, давай начистоту. Что это за кольцо? Вдруг его вообще нет в могиле?
Приятель, не отрываясь от работы, стал рассказывать, что про кольцо заказчик много не говорил. Скинул фото, упомянул, что это артефакт — ценная вещь. Наследники почему-то не захотели оставить себе перстень, с ним и похоронили — это Николай точно знает из достоверного источника.
— А как он тебя нашёл?
— Есть у меня один приятель, — нехотя сказал Игорь, — ну как приятель… так… общались раньше. Это он посоветовал.
— Я всегда знал, что ты с головой не дружишь, но чтобы настолько! И этот Николай сто пудов из психушки сбежал.
Игорь выпрямился, вытер вспотевший лоб:
— Он узнал, что бабка умерла, и поехал к её дочери. Просил продать кольцо, по-хорошему просил, а она не согласилась. Ни себе ни людям, я считаю.
Я подумал, что этот незнакомый Николай самая настоящая скотина: сам не стал заниматься эксгумацией, чистеньким захотел остаться. Не при делах как бы. Тьфу!
Работали молча. Игорь — спокойно, будто перекапывал грядки на даче, а я с озлоблением втыкал лопату и отбрасывал глину по обе стороны могилы. Сухая земляная пыль щекотала нос, лезла в глаза. Время от времени я поглядывал по сторонам, очень боялся, что нас застукают. Макаркин успокаивал: кладбище старое, хоронят здесь очень редко. И днём людей не бывает, ночью — тем более.
Лопата стукнула о дерево, Игорь перевёл дух: наконец-то! Я вдруг понял, что практически стою на крышке гроба, и поспешил выбраться из ямы. Присел, устало вытер грязное лицо краем майки.
— Гвоздодёр дай, — донеслось снизу, — он в рюкзаке.
Я отыскал гвоздодёр, подал не глядя:
— Возьми.
— Слушай, подержи фонарь, а то не видно ничего. Не надо помогать, просто посвети, это ведь ты можешь?
Скрепя сердце я взял фонарь. Не хотел смотреть, но почему-то не отводил глаз от тёмного гроба. Игорь ловко орудовал инструментом, как будто всю жизнь гвозди из гробов вытаскивал.