Флаги над городом

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов,

И, как один, умрём

В борьбе за это.

После революции началась новая жизнь. Прогнали мы буржуев, и настала свобода!

Не было у нас больше царя, отменили бога. Кажется, и воздух в посёлке стал чище, солнце в небе сверкало веселей, и всюду, куда ни погляди, полыхали на ветру красные флаги революции.

Просто не верилось, что совсем недавно по городу разъезжали в богатых колясках баре, ходили по улицам усатые городовые с саблями. Владельцем завода был англичанин Юз, а рабочие трудились в огне, как в аду. Даже Васька работал на коксовых печах и чуть не умер там. А ему было всего только одиннадцать лет — чуть-чуть побольше, чем мне.

Теперь каторга кончилась: в городе не было ни одного буржуя, ни одного полицейского; и нигде не слышно ненавистных слов: «господин», «ваше благородие», «барин».

По улицам ходили вооружённые рабочие и называли друг друга по-новому: товарищ.

«Товарищ!» Какое красивое слово! Сколько теплоты и счастья в этом слове!

Раньше его произносили шёпотом, чтобы, не дай бог, не услышал городовой, а то живо закуют в кандалы: «Против царя идёшь». Теперь это слово стало свободным, как птица, выпущенная на волю. Я полюбил его и повторял двести раз на день. Даже ночью, укрывшись с головой старым пиджаком и чувствуя спиной тёплую спину Васьки, я твердил про себя тихонько: «Товарищ, товарищи…»

Днём я бродил по городу и заговаривал с прохожими, чтобы лишний раз произнести слово «товарищ». Рабочий с винтовкой на плече обернётся и спросит: «Тебе чего, мальчик?» Ответишь что-нибудь: рукав измазан в глине, или: смотри, мол, винтовку не потеряй. Он улыбнётся, скажет «спасибо», а ты идёшь дальше, отыскивая, к кому бы ещё обратиться.

На углу нашей улицы торговала семечками бедная бабушка Ивановна. Я подходил к ней и, стараясь быть строгим, спрашивал:

— Товарищ бабушка, почём семечки?

Должно быть, старушке тоже нравилось это слово. Улыбаясь, она протягивала мне горсть семечек:

— Возьми, сыночек. Лузгай, сиротка.

Однажды я встретил Алёшу-пупка — нищего мальчика из посёлка «Шанхай». Было уже начало зимы, а он шёл без шапки, втянув нестриженую голову в воротник рваного женского сака. Я остановил Алёшу и спросил:

— Почему ты без шапки, товарищ?

— Нема, — тихо ответил Алёша, — порвалась шапка.

— Возьми мою, — предложил я, снимая с себя выцветший, драный картуз без козырька.

Алёша отказался взять у меня картуз и ответил:

— Обойдусь. Спасибо, товарищ.

И мы улыбнулись друг другу, согретые теплом этого слова.

Расставшись с Алёшей, я поспешил в город. Там было столько интересного, что не хватало дня, чтобы успеть всё увидеть. Давно нужно было поглядеть, как дядя Митя — наш председатель Совета рабочих и солдатских депутатов — заседает в Совете. Хотелось заглянуть и в банк.