— К ва… пххххтшшш… дут!
— Что? — связь с графом Воробьёвым оборвалась. Попытки дозвониться снова никаких результатов не дали. Булычева тронула тень беспокойства за давнего товарища. Ведь обрыв звонка мог случиться по совершенно любой причине. В том числе и из-за очередной волны демонов.
И ещё Николая Александровича сильно беспокоила судьба дочери, что решила уехать с Тем-кто-помнит. Жизни гостей из Японии волновали его куда как меньше, но раз Екатерина Николаевна не смогла — или не захотела — убедить Ронина в том, что лучше бы ему оставаться под защитой стен его дома, то приходилось смириться со случившимся. Ведь как-никак Ивану было виднее, что делать. Его решения опирались на настолько огромный опыт войны с демонами, какого не будет ни у одного человека на Земле. Даже если в этом случае он и ведом эмоциями — в любом случае Тот-кто-помнит не стал бы делать что-то во вред человечеству.
Булычев свято верил в то, что именно в Иване Ронине, любом его поступке кроется ключ к победе над древним врагом. Тем, что мучал души людей тысячи лет ради собственного удовольствия. Тем, что когда-то забрал его возлюбленную. Его уверенность в юноше была непоколебима и фанатична. Лишь только он узнал о том, что где-то в мире мог появиться человек, что поведёт всех в бой против самого Люцифера — он начал готовиться сам. И готовить свою юную на тот момент дочку к тому, что она — суженая Того-кто-помнит.
Даже в момент, когда по всему миру каждую минуту гибли тысячи человек, горели города и сёла, стирались с лица земли целые страны — в глубине души Николай Александрович был рад. Всё складывалось как нельзя лучше для него. А многочисленные смерти тех, кого он даже не знал — за них граф не переживал. Ведь когда они победят, даже в Преисподней человек станет хозяином. За это он мог заплатить любую цену.
В кабинете вдруг раздался ещё один звонок. Радуясь тому, что работники наконец-то сумели восстановить сообщение, Булычев поднял трубку.
— Коля, колонну обстреляли на подъезде к городу, никого из командиров не осталось. Мы должны принять командование на себя! — прокричал в трубку граф Ермолинский. Это, конечно, было ужасной утратой, но…
— Понял, Миша. Пётя с Лёшей в курсе?
— Да!
Рот Николая Александровича растянулись в хищном оскале. Вместе с указаниями Того-кто-помнит они смогут нанести удар в самое слабое место и пойти в контратаку, прямо в сами глубины Ада. Осталось лишь дождаться того момента, когда он и его дочь вернутся.
Слух возвращался ко мне не торопясь. Свист и писк в ушах не оставили меня, даже когда мы всей гурьбой вышли из горящего особняка. Мне всё пытались что-то говорить, явно не понимая всех тех жестов, что я показывал. Только когда я уселся за руль «Коррадо», сквозь звон начали доноситься какие-то сторонние звуки. Повезло, значит, не оглох совсем.