Чемпионка сходила е-четыре, я ответил це-пять. Мне хотелось выиграть показательно, но я помнил, как Спасский играл против меня, и ошибок десятого чемпиона повторять не собирался. Играл надёжно.
На доске — вариант дракона. И у белых, и у чёрных много путей к победе, нужно только найти их.
И на девятом ходу я пошёл своим путём. Вне дорог и тропинок. По неприметным зарубкам, которые оставил накануне, разбирая вариант.
Чемпионка задумалась раз, чемпионка задумалась два, чемпионка задумалась три…
И на восемнадцатом ходу просрочила время.
Проигрыш по времени на турнирах встречается не так уж и редко, но вот чтобы на восемнадцатом ходу…
Нана Георгиевна сначала заплакала, потом, схватив горсть фигур, запустила ими в меня, а потом закричала «Это подло!» — по-русски, по-немецки и, кажется, по-грузински.
Судья-распорядитель поспешил к нам, но калбатони Нина уже выбежала в боковую дверь.
— Горячий грузинский темперамент, — сказал я судье. Тот поинтересовался, собираюсь ли я подавать претензию. Я ответил, что мне достаточно и того, что я победил.
Но чувствовал, что передо мной разыграли только дебют. Основные события впереди.
Семь часов вечера. Дортмунд находится на широте Чернозёмска, пятьдесят один градус, и потому в семь вечера по летнему времени (у них тут летнее время, на два часа впереди астрономического) солнце ещё высоко над горизонтом.
Решил прогуляться до центра. Тут не так и далеко. Минут сорок обычной ходьбы, если верить карте.
Я поверил. И пошёл на север, по следу тигра. Шер-Хана.
Дортмунд город рабочий. Вроде Тулы. Побогаче маленько. Тротуары получше, газоны, дома, телебашня, скамейки, много кафешек и ресторанов, а так — Тула Тулой. Тула даже лучше.
Гораздо лучше.
Посмотрел на ратушу и церкви. Орлы в свете вечернего солнца немножко пугали. Это вам не золотые петушки. Такие орлы… недобрые, в общем.
Поел в немецком ресторанчике. «Герр Шрёдер, 1779 год», написано на вывеске. Сохранился.
На ночь я не наедаюсь, диету блюду. И потому обратная дорога в отель была легка и приятна.
А в холле меня дожидались. Пятеро журналистов.
Оказывается, пока я гулял по городу, Нана Георгиевна заявила журналистам, что я, Михаил Чижик, её подло обманул. Перед игрой, ссылаясь на якобы плохое самочувствие, упросил её сыграть на ничью. Мол, сделаем ходов тридцать простеньких, и согласимся. Она и пошла навстречу — соотечественнику, тем более больному, она отказать не смогла. И играла формально, без концентрации. А я, вместо того, чтобы следовать договоренности, воспользовался этим, захватил инициативу и стал играть на победу. Чем её очень, очень огорчил.