Воспользовавшись минутой, когда, казалось, он приходит в себя, протоиерей Рождественский дал ему последнее причастие. Затем царь снова впал в полное бесчувствие.
В половине четвертого Александр скончался, и руки женщины, которую он так любил, закрыли ему глаза навсегда.
В ту же минуту, согласно существовавшим законам, цесаревич становился императором. Ему представился случай тотчас же проявить свою власть.
В то время как слуги приступали к последнему туалету усопшего, граф Лорис-Меликов просил его распоряжений по делу, не терпящему ни малейшего отлагательства. Министр спрашивал Александра III, должен ли он согласно инструкциям, полученным накануне, велеть опубликовать завтра в официальном органе врученный ему царем манифест.
Без малейшего колебания Александр III ответил:
– Я всегда буду уважать волю отца. Велите печатать завтра же.
Но глубокой ночью министр внутренних дел получил распоряжение приостановить печатание манифеста. Это явилось результатом тайного совещания, которое абсолютистская группа устроила в Аничковом дворце.
Уступая страстным мольбам своих приближенных, молодой царь решил отсрочить исполнение отцовского завещания. Потребовалась, однако, вся энергия и пламенное красноречие знаменитого обер-прокурора Святейшего синода, фанатичного защитника неограниченной царской власти Победоносцева, чтобы добиться от Александра III такого решения.
Когда Лорис-Меликов получил ночное распоряжение, он воскликнул с горечью и презрением:
– Ничтожный человек! Он собственноручно уничтожил то, под чем сам подписался.
В последующие дни Победоносцев усилил свое давление на Александра III. Яркими красками он рисовал ему ужасную святотатственность новых течений, говорил, что самодержавие является опорой православной веры, проповедовал необходимость немедленного возврата к «мне-тическому идеалу московских царей» и, не переставая, повторял:
– Бегите из Петербурга, этого проклятого города. Переезжайте в Москву и переносите правительство в Кремль, но раньше всего удалите Лорис-Меликова, великого князя Константина и княгиню Юрьевскую.
И когда нерешительный государь, испуганный, безмолвный, ошеломленный, мучимый совестью, ускользал на несколько часов от упорной настойчивости Победоносцева, его приближенные продолжали твердить царю те же заклинания и мольбы.
В это время останки убитого императора находились еще в Зимнем дворце. На покойном был мундир Преображенского полка, но, вопреки похоронному ритуалу царей, у него не было ни короны на голове, ни орденов. Александр II не хотел, чтобы эти суетные эмблемы последовали за ним в могилу. В беседе с Екатериной Михайловной по поводу своих распоряжений на случай смерти он сказал ей: