Корень нации. Записки русофила (Осипов) - страница 50

10 января. Мама кормит меня, как на убой. Пью чай, курю столичные сигареты. Не жизнь, а сон. Впрочем, когда я с ночной смены вернулся в дом свиданий и чуть-чуть прикорнул, ворвавшийся в комнату опер заорал: «Кто спит?» Мама жалобно оправдывалась, что сын всю ночь работал в цехе.

12 января. Пессимисты – это чаще всего эгоисты. Жизненные неудачи, удары судьбы затмевают им свет жизни.

17 января. Здесь сидит Юрий Александрович Храмцов. Когда-то он был солдатом Советской Армии, по национальности удмурт. Служил в Восточной Германии. Из идейных соображений ушел в ФРГ. Поступил в американскую разведшколу, окончил ее. Считал, что в борьбе за демократию все средства хороши. Завершил учебу в школе ЦРУ, перешел с напарником норвежско-советскую границу. При переходе напарник предложил сдаться советским властям. Храмцов категорически отказался и получил несколько пуль. Приятель, полагая, что убил Храмцова, пошел на заставу и сдался. Юрий чудом остался жив, правда, стал инвалидом. Получил 25 лет. Дело было в начале 1953 года. Так что сидит он 12 лет, а впереди – 13. Дружок тоже получил срок, поменьше. В лагере Храмцов пришел к православной Вере. Шрам от ранения в голову остался у него на всю жизнь.

18 января. По-прежнему работаю в отделочном. В четверг, пятницу и субботу сдавал по 5 футляров. Это – полнормы. Полирую неплохо, но долго и потому очень медленно. Из 8 рабочих часов практически непрерывно работаю все 7. Час – на подготовку, поиски утащенных банок с ацетоном, перекуры.

29 января. Эту неделю работаю в третью смену, с 1 часу ночи до 8 утра. Самая муторная смена.

Мысль об издании машинописного неподцензурного журнала родилась в политлагерях Мордовии, где я отбывал свой первый срок – за «организацию антисоветских сборищ», по терминологии КГБ, в Москве, на площади Маяковского. Отсидев 7 лет от звонка до звонка, я освободился 5 октября 1968 г. и, поскольку более не имел права жить в Москве (жилплощадь у меня отобрали), поселился на «101-м километре», в Калинине, (точнее вблизи Калинина, в деревне Никола Малица), где работал на Вагоностроительном заводе. Через год, преодолев упорное сопротивление местных силовиков (см. мой очерк «В поисках крыши» // Москва, 1994, № 9), стал жить сначала в Струнино, где трудился грузчиком на хлопчатобумажном комбинате «5-й Октябрь», а затем – в Александрове, поступив в тамошний отряд профессиональной пожарной охраны. Начальник пожарной охраны Мамыхин взял меня инструктором и послал стажироваться на радиозавод. Стажировка длилась 3 дня и 3 дня чиновники изучали мое досье. Пришли к выводу, что такой опасный человек, как я, не имею права работать на полусекретном предприятии, даже инструктором пожарного дела. Чекисты всегда считали, что любой инакомыслящий – потенциальный шпион. То-то перебрались на службу в США к империалистам генерал КГБ Олег Калугин и сын Хрущева – конструктор секретнейших ракет Сергей Никитич. Я вернулся к Мамыхину ни с чем. «Вы же не будете работать бойцом-пожарным?» – спросил он, имея в виду мое высшее образование и подразумевая, видимо, мои амбиции. «Почему же, буду», – охотно согласился я и определил свою производственную судьбу на 5 лет вперед, до следующего ареста. Ныне, в 2006 году, когда из-за утечки кальция я стал хромать и ходить с палкой, с восторгом вспоминаю свою вторую молодость, когда я лихо взлетал вверх по пожарной лестнице с увесистым брандспойтом и тушил пожары всех категорий. Получал премии, меня даже фотографировали для доски почета, да потом спохватились, что бывшего госпреступника – нельзя. Самые сложные пожары и сейчас в памяти. Особо тяжко тушить подвалы, когда все в дыму, очаг возгорания неизвестен и мы трое, один с фонарем, другой с топором и третий со шлангом, в противогазах, пробираемся вдоль деревянных кладовок и ищем очаг, где пламя. Противогазы неважные, жмешь кнопку дополнительного клапана и чувствуешь себя рыбой, выброшенной на берег. Но срывать резину нельзя. Сорвешь – и тут же задохнешься. Иногда с первого раза этот проклятый очаг и не разыщешь. Через пересменку – снова в дымище. Так не хочется лезть по второму или третьему разу, но – долг превыше всего… В соседнем Киржаче два пожарных задохнулись даже не в подвале, а в обыкновенной квартире, где горел телевизор. Один ветеран признался: «Мчишься по тревоге ночью со сна на пожар и думаешь: «Ну, хватит, это в последний раз, завтра же уволюсь». Потом, все потушив, едешь обратно, пьешь чай или стопку спирта (дают при очень серьезном огне) и продолжаешь работать». И так рассказчик тушил-дежурил здесь лет пятнадцать. Впрочем, серьезные пожары случаются в среднем на человека 1–2 раза в месяц, а в остальном – мелкие возгорания (старуха уронила керосинку, завРОНО забыл выключить утюг, а жил недалеко от пожарки, и т. п.). Зарплата крошечная – 65 рублей в месяц. Тут обычно работают «шабашники», разные мастера и строители. В СССР все должны работать на государство, иначе ты – тунеядец. Вот они и работают (тушат пожары) сутки через трое и три дня после пожарки вкалывают на себя. Для меня лично работа бойцом-пожарным оказалась промыслительной. Ну разве мог бы я издавать машинописный журнал, работая, как все, по 8 часов в день на «101-м километре»?