– Ну, что вам нужно? – с неохотой отозвался мормон. – Только давайте поскорее. У здешних скал есть уши, а у деревьев – глаза.
– Что стало с Люси Ферриер?
– Вчера ее выдали за младшего Дреббера. Эй-эй, да что это с вами? На вас лица нет.
– Ничего, – тихо откликнулся Хоуп. Белый как мел, он опустился на камень, около которого стоял. – Стало быть, выдали?
– Да, вчера – потому и флаги на Доме для совершения таинств. Молодой Дреббер и молодой Стенджерсон все спорили, кому она достанется. Они оба были в отряде, который их догнал, и Стенджерсон застрелил ее отца, что вроде бы увеличивало его шансы. Но когда обсуждение вынесли на совет, у Дреббера нашлось больше сторонников, поэтому Пророк отдал ее ему. Вообще-то разница невелика: вчера по ее лицу было видно, что долго она все равно не протянет. Краше, как говорится, в гроб кладут. Так вы уходите?
– Ухожу, – подтвердил Джефферсон Хоуп, вставая со своего сиденья. Его жесткое, суровое лицо было словно высечено из мрамора, а глаза горели зловещим огнем.
– Куда?
– Не знаю, – ответил тот и, закинув ружье за спину, зашагал по ущелью прочь, в сердце гор – туда, где обитали лишь дикие звери. Среди них не было ни одного более лютого и опасного, чем он сам.
Предсказание мормона сбылось даже чересчур скоро. Неизвестно, что было тому главной причиной – то ли трагическая смерть отца, то ли ненавистный ей насильственный брак, – но бедняжка Люси так и не подняла опущенной долу головки. Не прошло и месяца, как она зачахла и умерла. Ее пьянчуга-муж, женившийся на ней в первую очередь ради богатств Джона Ферриера, не слишком скорбел по поводу этой утраты, но остальные его жены оплакали ее и провели с ней ночь накануне похорон, как полагается по обычаю мормонов. Рано утром они еще сидели около усопшей, как вдруг, к их невыразимому ужасу и изумлению, дверь распахнулась и в комнату шагнул загорелый, похожий на дикаря человек в рваной одежде. Не удостоив съежившихся в испуге женщин ни словом, ни взглядом, он подошел к безмолвной, закутанной в белый саван фигуре, в которой еще совсем недавно обитала чистая душа Люси Ферриер. Склонившись над ней, он благоговейно приник губами к ее холодному лбу, а потом, взяв покойницу за руку, снял с ее пальца обручальное кольцо. «Ее с этим не похоронят!» – яростно прорычал он и, прежде чем кто-нибудь успел поднять тревогу, спрыгнул с крыльца и исчез. Весь эпизод был настолько странным и быстротечным, что сидевшим у гроба было бы трудно убедить в его реальности и других людей, и даже себя самих, если бы не один неоспоримый факт: золотой ободок, свидетельствующий о том, что покойная была новобрачной, пропал без следа.