— Фонда им захотелось! Просто нашли удобный способ прикарманить его миллионы, — ворчит Манасиев.
— Знаете, я не очень разбираюсь в подобных вопросах, но мне кажется, что надежда все-таки остается.
— И в чем она, по-твоему?
— Прежде всего, в том, что у Табакова нет наследника. А кроме того, если будут доказаны его обязательства перед нашей страной…
— Естественно, будут доказаны, и еще какие! Что касается наследника, то еще посмотрим. Надо будет — мы и наследника предъявим.
— Вам лучше знать. Жаль только, что лично я не смог быть вам полезен.
— Я этого не говорил. Считаю только, что, если бы в последние дни ты был бы ближе к объекту, результат был бы совершенно другой.
— Наверное, вы правы. Но у меня не было такой возможности: я был тяжело ранен.
Теперь приходится излагать историю с Гауптманом. Манасиев и тут выказывает живейший интерес, однако не к моему ранению, а к совместному банковскому вкладу Табакова и Гауптмана, составляющему, по всей видимости, миллионы долларов.
— Очевидно, вокруг объекта осталось еще много такого, что требуется прояснить.
— Многое бы прояснилось, господин полковник, если бы вы не подослали под видом страховщиков банду головорезов.
— Никаких страховщиков мы не подсылали.
— Во всяком случае, они прибыли из Болгарии. Прошли пограничный контроль.
— Мне уже надоело тебе повторять, Боев: не все в этой стране зависит лично от меня.
Он замолкает и некоторое время созерцает носки своих ботинок. Должно быть, сожалеет, что на нем не сапоги и одет он не в форму; и что власть, которой он пока что облечен, зыбка и ненадежна.
— Могу я считать себя свободным? — спрашиваю немного погодя, чтобы вернуть его к реальности.
— Не можешь. И твоя миссия еще не завершена. Ты остаешься за ведомством впредь до особого распоряжения.
Каждый день перед обедом захожу в гостиничный холл и останавливаюсь перед газетным киоском. Это не тайная встреча. Смотрю, не опубликовано ли продолжение материала о Великом ограблении. Девушка-киоскерша уже хорошо знает меня и даже в курсе интересующего меня вопроса, поэтому ей нет необходимости рыться в газетах.
— Ничего нет, — сообщает она.
— Поражаюсь твоему оптимизму, — говорит мне по этому же поводу Борислав. — До сих пор, подобно мне, ты жил в ожидании худшего, а теперь вдруг проникся верой в чудеса.
— Ну нельзя же все время жить в ожидании худшего. В моем возрасте это слишком утомительно. Кроме того, ежедневная прогулка от Надежды к Отчаянию и обратно полезна для здоровья. Врачи советуют побольше двигаться.
— Только не надо мне говорить об отчаянии. Это не твое, ты до самой смерти будешь верить в лучшее, — отвечает Борислав. — Я тебя не упрекаю. Я тебе завидую.