— Вы, как видно, собирались выходить? — замечает гостья, пока я занимаюсь напитками и бокалами.
— Не угадали. Я совсем не выхожу.
— В самом деле? Тогда к чему этот изысканный вид?
— Так, ради настроения.
— Сегодня вы как-то туманно выражаетесь.
— Ничего туманного нет, — отвечаю я, опуская в бокалы лед и разливая напиток. — В этот час люди обычно выходят из дому в надежде что-нибудь выпить — либо идут в ресторан, либо встречаются с друзьями. Вот и делаю вид, будто готовлюсь к прогулке. От этого у меня создается иллюзия, что я ничем не хуже других.
Женщина со свойственной ей манерой окидывает меня быстрым испытующим взглядом и говорит:
— Думаю, что вместо такого вот сеанса самовнушения гораздо проще было бы взять да и выйти, если хочется.
— Совершенно верно, — киваю я. — Вы не поможете мне перенести эту груду стекла на веранду?
Какое-то время мы сидим под оранжевым навесом, пьем из холодных запотевших бокалов и пускаем в пространство струи табачного дыма.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напоминает Франсуаз.
— Значит, у меня не было желания отвечать.
— Это не учтиво…
— Почему? Вы тоже многое умалчиваете.
— Например?
— Например, что вас приводит сюда? Надеюсь, вы не станете меня убеждать, что не можете дышать без меня.
— Не беспокойтесь. Я лгу более умеренно, чем вы.
— В таком случае?
— Мой бедный друг! Сколько лет вам еще надо прожить на свете, чтобы понять такую простую вещь: самое большое удовольствие для женщины — удовлетворять свое любопытство. Вы разбудили мое любопытство. Ваше обращение к содействию посредника, чтоб привести меня сюда, отшельничество в этом доме, который явно вам не принадлежит, не говоря уже о ворохе небылиц, преподнесенных мне, — все это почти загадочно.
— Никак не предполагал, что во мне есть что-либо загадочное. Но раз так, постараюсь и впредь держаться в том же духе, чтоб не лишиться такой клиентки, как вы.
Франсуаз встает, прохаживается по веранде и останавливается у моего кресла. Маневры эти кажутся заранее продуманными, однако не исключено, что они вызваны простой неловкостью. Я не отношусь к числу забавных собеседников. На сей раз я не в состоянии отвести глаз от стройной, статной фигуры — крупным планом она закрыла передо мной весь горизонт. Словно загипнотизированный, я поднимаюсь перед нею на ноги.
— Скажите, Эмиль… — Она умолкает, будто ей трудно было впервые назвать меня по имени.
— Что сказать? — спрашиваю я с пересохшим ртом, пытаясь что-нибудь разглядеть во мраке ее глаз.
— Скажите… вы действительно любите меня?
— Не говорите глупостей. Между такими, как мы, не может существовать любви, — отвечаю я.