Не взяв маску, Поль пошел в указанном направлении. Медик остановил его:
– Возьми. Без нее дышать там не сможешь.
Поль выругался сквозь зубы, прилаживая на лицо намордник. Он прошел по левой стороне первого прохода, перешагивая через кабели расставленных на каждом перекрестке прожекторов. Стены, завешанные табличками с именами и датами, казались ему бесконечно длинными, серая пыль в воздухе становилась все плотнее.
Дойдя до очередного поворота, он наконец понял смысл предупреждения эксперта, все-таки заставившего его надеть маску.
В свете галоидных ламп все вокруг было серым: пол, стены, потолок. Пули изрешетили подземный склеп, и прах извергся наружу. Десятки урн валялись на земле, их содержимое перемешалось с кусками штукатурки и гипса.
Приглядевшись к отверстиям в стене, Поль определил, что стреляли из оружия двух типов: крупный калибр, типа «шотган», и полуавтоматическое ручное оружие – 9-й либо 45-й калибр.
Он шагнул вперед, завороженный лунным пейзажем. Однажды ему показали фотографии филиппинских городов, погребенных под вулканическими извержениями. Мертвые улицы под остывшей лавой. Выжившие лунатики, держащие на руках каменных детей. Сейчас перед ним простирался тот же пейзаж.
Он преодолел очередную желтую ленту и внезапно в конце прохода увидел его.
Шиффер жил как мерзавец.
И умер как мерзавец – в последнем пароксизме насилия.
Тело, засыпанное серым пеплом, лежало на боку, правая нога подогнута и прикрыта полой плаща, правая рука вскинута вверх и скрючена предсмертной судорогой, как петушья лапа. Лужа застывшей крови растеклась под тем, что осталось от черепной коробки, как будто голова Шиффера разлетелась на куски из-за взорвавшегося в ней темного кошмара.
Ужаснее всего выглядело лицо. Покрывавший его прах не мог скрыть страшных увечий. Один глаз был вырван, вернее – вырезан вместе с державшими его мышцами, горло, лоб и щеки располосованы в лапшу.
Одна из ран, самая длинная и глубокая, рассекла десну до кости, так что губы сложились в жестокий оскал, а в уголке рта застыла серебристо-розовая пена.
Согнувшись пополам от резкого позыва к рвоте, Поль сорвал с лица маску, но его желудок был пуст. На поверхность сознания всплыл единственный вопрос: зачем Шиффер пришел сюда? Кто его убил? Что за существо способно дойти до подобной степени варварства?
В это мгновение он рухнул на колени и разрыдался. Слезы текли по щекам, но он не сдерживал их, не вытирал размазавшуюся по лицу грязь.
Он плакал не о Шиффере.
И не об убитых женщинах, ни даже о той единственной, что получила отсрочку и находилась сейчас в бегах.