– Странная вещь, – медленно проговорил Исидро, – но весьма немногие вампиры Европы и, насколько мне известно, Америки достигли возраста двести пятьдесят – триста лет. Сегодня вампиризм – это явление, скорее свойственное городам: здесь больше неимущих, и смерть может быть практически незаметна. Правда, города втягивают вампиров в свои катаклизмы…
Он открыл дверь в конце холла. За ней оказалась чердачная лестница. Эшер задержался, осматривая скобы и петли, привинченные с внутренней стороны. Они были целы, замок висел, аккуратно повешенный на вбитый в косяк крюк.
Эшер проверил ключи. Два из них подошли к замку. В отличие от двери в подвал дверь на чердак была снабжена еще и наружной петлей, но ясно было, что никто никогда не пытался ее сорвать.
Они обменялись взглядами, и Эшер пожал плечами:
– Не удивлюсь, если здесь окажутся бумаги.
– Доктор Гриппен и я были единственными уцелевшими после лондонского пожара, – продолжил Исидро, когда они ступили на лестницу. – Причем я уцелел лишь чудом. Насколько мне известно, из мюнхенских вампиров никто не пережил тревожных сороковых годов, как никто из вампиров России не пережил вторжения Наполеона, оккупации и пожара Москвы. Рим всегда был опасным для вампиров городом, особенно со времен воцарения инквизиции.
Дверь наверху тоже была открыта. В слабо различимый квадрат окна лился смутный желтоватый свет с улицы.
– Que va? – шепнул в темноте Исидро. – Если бы он спал здесь, окно было бы замуровано…
В следующий момент Эшер различил в полутьме за кругом дрожащего света свечи что-то лежащее на полу между дверью и левой от входа стеной.
– Кальвар? – спросил он тихо, когда Исидро скользнул мимо него к этой груде костей, пепла и обожженных металлических побрякушек.
Пуговицы, браслеты, наконечники шнурков от ботинок и обугленный цилиндрик автоматической ручки – все блеснуло в желтоватом неярком свете, когда Эшер нагнулся над останками рядом со вставшим на колени вампиром. Потом взглянул на дальнюю стену. Откидная панель была раскрыта, в тесной нише виднелся гроб. Плотные шторы и ставни единственного чердачного окна были сорваны. Дождь гулко стучал по крыше, напоминая злобную дробь прусских барабанов.
– По крайней мере, мужчина, – заметил Эшер, снова наклоняясь со свечой к останкам. – Корсета нет.
Скелет был практически цел. Видимо, Исидро не ошибся, оценивая возраст французского вампира.
Дон Симон поднял из груды костей и пепла золотое кольцо и сдул с него пыль и золу. Случайный сквозняк качнул пламя свечи, и бриллиант перстня мигнул как светлый злобный глаз.