О назойливом типе из залов аукциона я больше слыхом не слыхивал и вскоре забыл про него вовсе.
Примерно в то же время произошел один любопытный случай. Дело было в первую неделю осеннего семестра, в ночь, когда из-за ранних осенних холодов я попросил развести в камине огонь. Он ярко разгорелся, я работал за столом в круге света от настольной лампы, как вдруг на секунду поднял взгляд. Венецианская картина стояла прямо напротив, и что-то в ней заставило меня приглядеться внимательнее. Очищенная картина обнаружила в себе свежие глубины, прояснилось гораздо больше деталей. Я видел множество людей, толпящихся – местами в несколько рядов – на дорожке вдоль воды, гондолы на канале и еще катер, заполненный гуляками, в масках и без оных. Я вновь и вновь вглядывался в лица и всякий раз находил новые. Люди свешивались из окон и через ограждение балконов, толпились в сумрачной глубине комнат разных палаццо. Но лишь одна персона, одна фигура приковала мой взгляд, выделяясь из всех других, и хотя мужчина располагался близко к переднему плану картины, мне думалось, что прежде я не замечал его. Он смотрел не на лагуну и лодки, а скорее в сторону от них, да и от всей изображенной сценки. Фактически казалось, что он смотрит на меня и в эту самую комнату. Мужчина был в карнавальном костюме, но простом, без вычурности, заметной в нарядах многих других участников, и не скрывался под маской. Зато в масках были двое стоявших рядом, причем оба явно удерживали его: один за плечо, другой за левое запястье. Они будто старались остановить его, а то и повернуть назад. На лице мужчины застыло странное выражение, словно он был удивлен и одновременно испуган. Как бы не желая участвовать в изображенной сценке, он устремлял взгляд прочь, обращая его на мою комнату, на меня – на любого находящегося напротив картины, – и то, что читалось в этом взгляде, я могу назвать лишь мольбой. Вот только о чем? Чего он просит? Потрясало уже вот что: фигуру мужчины я видел там, где прежде вообще не замечал. Я решил, что упавший на полотно под определенным углом свет лампы впервые ясно обозначил эту фигуру. Однако, какова бы ни была причина, выражение лица на картине расстроило меня и работать с прежней сосредоточенностью я уже не мог. Ночью то и дело просыпался, в том числе после сна, в котором мужчина на картине тонул в канале и протягивал ко мне руки, умоляя спасти. Сон был настолько живым, что я слез с кровати, пришел сюда и, включив свет, взглянул на картину. Разумеется, ничего не изменилось. Мужчина не тонул, хотя все так же смотрел на меня, все так же молил, и я почувствовал, что на картине он пытался отделаться от тех двоих, державших его.