Настя подошла к Гоше, обняла его, прикоснулась виском к его щеке.
— Ты, Гошенька, доволен?
Гоша усмехнулся и отвечает, не торопясь:
— Диковинно… Я и до сих пор думаю, что это не про меня!..
А Костя перебивает, торопится, радуется, будто герой дня он, а не Гоша:
— Я только зашел к ним в полевой стан, вдруг слышу по радио из Москвы передают про нашего Гошу! Я со всех ног за ним! А он тут же рядом. У него как раз трактор застопорил. Он в таких случаях мрачный, как черт… Я ему издали кричу: «Гоша! Про тебя по радио!» А он ноль внимания! Подбежал, говорю: «Ты герой, чудачина! Сейчас про тебя Москва говорит по радио!» А он мне отвечает: «Нашел время дурить!.. Не видишь — заело!..» И лезет под трактор. Что ты будешь делать?! Я его тащу за ноги: «Куда ты лезешь? Сейчас тебя Москва нахваливает на весь Советский Союз! Вылазь!» А он голову высунул и говорит: «Вот как я вылезу, да как двину я тебе гаечным ключом по черепку, так будешь знать, когда разыгрывать спектакли!»
Смеются все трое. Гоша бубнит:
— Разве я знал?.. Я думал, разыгрывают меня ребята…
А Настя ему:
— А ведь я, Гошенька, давно знала!
— Что знали?
— Все, что тебе на роду написано! Что и в газетах про тебя будет, и по радио…
— А я как только понял, так первым делом сюда… к вам…
В эту минуту входит в комнату незнакомый парнишка, видно, не из наших, а из колхозных, не здороваясь, кидается прямо к мячам и к сетке, которые лежат в углу, и кричит:
— Мячи приехали!
Настя делает ему замечание:
— Юра, когда люди входят в дом, то они прежде всего здороваются!
Он ей возражает:
— Настасья Васильевна, ведь я же хавбек!
Она засмеялась:
— Ну, если хавбек, тогда, конечно, другое дело…
Гоша говорит:
— Он только Капе за квартал начинает кланяться. Бабка Ксенофонтовна повстречалась и говорит: «Что это ты, милый, как петух, на ходу клюешь носом?»
Юра возражает:
— Я Капе кланяюсь не как девушке, а как искусству… Дайте срок, наша Капа во МХАТе заиграет.
Гоша вступил в разговор:
— А Настасье Васильевне ты должен поклониться, как науке…
Юра покосился на Настю и важно отвечает:
— Я лично искусство предпочитаю науке… Но Настасье Васильевне я соглашаюсь кланяться три квартала. Один квартал, как науке, второй квартал, как лучшей комсомолке, а третий квартал… третий квартал — просто, как нашей Настечке Васильевне!..
Смеются они, шутят друг с другом. Настя ставит самовар на стол, подает посуду, зовет садиться. Разговаривают они и про квадратно-гнездовой, про какой-то спектакль, про стадион, который комсомольцы собираются устроить. Гоша с Костей пытаются меня втянуть в разговор, да уж очень далек я от их дел — от спектакля, от стадиона… К тому же и настроение у меня такое, что нейдут слова с языка. Сижу, слушаю…