Сергей зажмурился, вызывая в памяти картину Артема.
Волны шелестели галькой. В доме тепло горел свет, на ступеньках стоял добрый волшебник с изумительно-светлыми волосами, держал в руках керосиновую лампу, протягивал Сергею. И тот принял подарок.
– Разорвите! – завизжала бабка, и черти, разбив стекла, снеся дверь с петель, влетели в избу.
Сергей присел и, прежде чем когти успели вонзиться в него, окровавленным пальцем нарисовал на полу схематичное, по-детски простое, изображение керосиновой лампы, подхватил картину, обретшую плоть, и вскинул над головой, развеивая чертей.
– Вы уничтожали это первым, входя в дом. Даже совсем слабые проблески этой силы пугают, раздражают, верно? – Сергей шагнул к бабке, и та отскочила к стене, в ее глазах он с удовлетворением увидел страх. – Всегда есть антипод. Верх и низ. Искусство, ха. Высота… Артем прав. Я понимал… Всегда понимал.
– Ты не сбежишь, – растерянно лепетала она. – Ты слишком глубоко. Но я могу открыть дверку, через которую уходят просители. Мы оставим… Мы забудем… Мы…
Сергей размахнулся и запустил в тварь лампой.
Сперва занялись ее волосы, а потом она целиком превратилась в клубок нарисованного, масляного огня, пламя переметнулось на стену, запах гари забил вонь зимнего леса и болота. Сергей выскочил из дома и едва удержал равновесие, поскользнувшись на внутренностях просительницы.
На улицу выходили деды и бабки, все на одно лицо. Худые, высокие, но с пухлыми животами, у многих из пастей свисали кровавые лоскуты. Рядом с ними шли ничего не понимающие просители, молили вернуться обратно в избу, продолжить творить темное древнее таинство, которое уничтожит чью-нибудь жизнь.
В небе танцевали черти, сплетались в кучу, смешивались со снегом и тучами.
– Ты не уйдешь отсюда, – визжали деды с бабками. – Мы глубже, чем ты можешь представить.
Сергей не знал, понимал ли Артем свою истинную силу. Вручил ли он Сергею дар колдовства намеренно, искренне и наивно веря в то, что тот будет использовать его исключительно во благо. Или это вышло случайно из-за обычной шутки и попытки поддержать.
Возможно, Артем просто рисовал, не осознавая, что искусством меняет реальность.
Возможно, он догадывался, на что способны его картины.
Возможно, истина была где-то посередине.
Сергей не знал.
Он был уверен в одном: Артем любил его, а он любил Артема. Так какая разница?
Он сел на землю, зажмурился и увидел, как стоит с Артемом на берегу моря.
Пальцы выводили на снегу одну черту за другой.
В рисовании волн на самом деле нет ничего сложного. Линиями обозначаем завитки, штрихами придаем глубину, барашки морской пены рождаются из полукругов.