Не помню тоже точно, когда был арестован дядя Боря. Это было тяжким ударом. Уж как я тогда благодарила Бога, что Он взял к себе Фрумошку до всех этих ужасов! Его арестовали одновременно с Великими Князьями: Павлом Александровичем, Николаем Михайловичем и многими другими. Бедная Тоца, выбиваясь из сил, носила ему передачи в тюрьму, несмотря на то что у нее на ноге возникла рожа, которая, слава Богу, вскоре чудом прошла. Эти аресты произошли после большевистского переворота, осенью. Тогда же начались повальные обыски, часто сопровождавшиеся убийствами. Дядя Боря и Тоца долго еще жили в Выбити после переворота, так как не хотели переезжать в город, но после смены событий они решили, что им следует быть в Петербурге. После первого же обыска дядю арестовали. Тоца говорила, что они были уверены в неминуемости ареста и у дяди Бори был заготовлен мешок с бельем и всем необходимым для тюрьмы.
В Петербург тогда попасть было нелегко, так как поезда ходили нерегулярно. Я часто заходила к милой Екатерине Григорьевне Мухановой, которая жила в маленькой дачке на Павловском шоссе вместе со своей верной горничной и другом Тони. Она была так одинока, и сестра Смирнова просила меня навещать ее, так как очень ее любила. Так же часто я бывала у старушки Шамшиной, которая жила совсем близко от нас на Новой улице. У нее было много книг, и она давала мне их читать. Ее челядь состояла из старой кухарки, горничной-чухонки и лакея – бывшего матроса, который после переворота стал необычайно дерзок. Они с чухонкой продавали по поручению Шамшиной вещи, когда у нее не хватало денег, но клали, вероятно, больше себе в карманы, принося ей гроши. Она когда-то была страшно богата и в молодости жила с родителями в Казани (она рожд. Петрова), где у них был чисто царский обиход, судя по ее рассказам. Как-то я предложила ей продать кое-что из вещей, так как знала, что получу больше ее грабителей. Однажды она мне дала узел шелковых платков и всякой мелочи, в том числе опаловые серьги, которые тоже просила продать. При выходе я заметила, что лакей с горничной злобно следят за мной. Когда я принесла выручку, она удивилась большой сумме, говоря, что от горничной не получила бы и десятой части. У меня эти вещи скупала одна портниха, которая обшивала разбогатевших пролетариев. Они шили себе яркие бархатные пальто из краденных во дворцах и частных домах гардин и не стеснялись средствами. Наша Настя побывала в то время на какой-то крестьянской свадьбе недалеко от Царского и рассказывала, что стол был накрыт не хуже господского (как она говорила) и блистал чудной скатертью, хрусталем и серебром. Подавали на великолепном сервизе, и стол был усыпан цветами, а невеста получила в приданое несколько дорогих чернобурых, собольих шуб и без конца зеркальных шкафов, которые были расставлены по комнатам в виде украшений.