Думаю, он просто хотел нас обеспечить. У него была еще большая пачка бумажных денег, которую при нас он запихнул в мешок. Тоца передала мне одну из бриллиантовых диадем и еще какие-то драгоценности, с тем чтобы со временем я им их переслала или привезла, если бы нам удалось бежать. Тоца сохранила свой жемчуг, так как при аресте дяди ей удалось незаметно снять его и опустить в корзину с бумагами, пока чекисты рылись в вещах и делали обыск. Тяжело было расставаться. Тоца обещала нам прислать с проводником записку. Мы ее получили, слава Богу, и поняли, что побег удался, но позже узнали, что они пережили много ужасных минут. Проводник велел им лежать на полу и не вставать, чтобы скрыть их рост, когда проходили чекисты. Он выдал дядю за больного старика, пнув его ногой в бок, дав тем самым знать, чтобы он не двигался. При переходе границы им пришлось долго идти пешком под холодным дождем и вброд переходить реки, так что они продрогли до мозга костей, а сменить одежду было негде. Когда добрались до жилья, то вынуждены были сидеть в мокром. В Финляндии дядя уже был так болен, что слег с воспалением легких, и это было началом его чахотки, от которой он скончался в 1931 году. После их записочки мы ничего не знали про них вплоть до нашего бегства в 1922 году.
Не помню, говорила ли я, что в начале большевизма к нам как-то пришел наш бывший торговец лесом, Родионов, которому мы его продавали на торгах в Слудицах. Он купил партию на последних торгах и дал задаток, но из-за революции вывезти лес не смог, так что больше денег я от него и не ждала. Однако он приехал в Царское как раз в то время, что мы оказались совсем без средств, и привез мне пять тысяч рублей (в то время это была большая сумма), сказав, что рад нам помочь. Он предложил продать ему посуду, стекло и серебро, и я продала все, что он смог увезти. С любовью и благодарностью он вспоминал Фрумошку. Позже мы узнали, что в первый же налет большевиков на Марьино туда приволокли всех соседних купцов, которых вместе с некоторыми мужиками побогаче тут же на теннисном корте и расстреляли, Родионов был среди них. После смерти у него выламывали золотые зубы изо рта. Другой лесоторговец, Белинский, тоже был очень хорошим человеком. Он много помогал Куриссам во время их заключения и после, до самого их побега. Они с женой были евреи, но необыкновенно душевные люди, и я благодарна Богу за знакомство с ними. Они помогли мне продать с квартиры тети Муфки вещи по ее поручению. Квартиру все равно потом разграбили. Многих друзей послал нам Бог на жизненном пути, и я всех вспоминаю с благодарностью. Мы часто бывали у старой госпожи Иславиной. Она умерла при нас в Царском. Иславин потом заходил к нам. Его кузина Панчумийчева жила в Петербурге и все ждала падения большевизма, но вместо этого ее схватили, отвезли в ЧК, а потом расстреляли. Это было поздней осенью или зимой. Приговоренных к расстрелу тогда вывозили за город, заставляли раздеться до рубашки и бежать, а сами стреляли им в спины. Она была очень толстая, и нам рассказывали, что она все спотыкалась и падала, так что в нее стреляли несколько раз, пока не добили.