Роль реального Я обозначается яснее, когда мы сравниваем ее с фрейдовской концепцией Эго. Хотя я исходила из совершенно других предпосылок и шла совершенно другим путем, похоже, пришла к тем же результатам, что и Фрейд, возведший в постулат слабость Эго. Вполне верно, что в теории есть очевидная разница. Для Фрейда Эго – работник, который обременен обязанностями, но не имеет права на инициативу и лишен исполнительной власти. Для меня реальное Я – источник эмоциональных сил, конструктивной энергии, обладающий властью направлять и судить. Но, делегируя реальному Я все эти возможности и считая, что все они осуществляются у здорового человека, спросим, велика ли разница между моей позицией и позицией Фрейда, если речь зашла о неврозе? Разве имеет значение для практических целей – Я стало слабее, оно парализовано или просто «пропало из виду», увлеченное невротическим процессом, с одной точки зрения, или, с другой точки зрения, по сути своей не является конструктивной силой?
Рассматривая начальную фазу любого психоанализа, мы ответим на этот вопрос утвердительно. В этот период очень мало заметна деятельность реального Я. С определенностью мы можем лишь сказать, что некоторые чувства или убеждения подлинные. Мы можем предполагать, что влечение пациента к развитию не лишено искренности, помимо более очевидного стремления к величию; что больше, чем обычная потребность в интеллектуальной власти, ему нужна еще и правда о себе и т. д. и т. п. – но все это пока на уровне догадок.
Однако в ходе психоанализа картина радикально меняется. Когда гордыня подорвана, пациент, вместо того чтобы автоматически уйти в оборону, начинает интересоваться правдой о себе. Он понемногу начинает брать на себя ответственность, в том смысле, о котором мы говорили: принимать решения, прислушиваться к своим чувствам, развивать собственные убеждения. Все функции, которые, как мы видели, попали под власть гордыни, постепенно вновь обретают спонтанность с возвращением к власти реального Я. Происходит перераспределение движущих сил. И в этом процессе реальное Я с его конструктивными силами оказывается сильнее.
Мы позднее обсудим индивидуальные шаги, необходимые для этого терапевтического процесса. Здесь я только указала на возможность его осуществления. В противном случае от этих рассуждений о самоотчуждении мы бы получили слишком негативное впечатление о реальном Я, впечатление, что это мираж, желанный, но всегда неуловимый. Только знакомство с более поздними фазами психоанализа позволит увидеть, что утверждение о его потенциальной силе – не спекуляция. При благоприятных условиях, например в ходе конструктивной психоаналитической работы, оно снова может заработать вживую.