и гордыней существует конфликт. Но, как я уже объясняла, главный конфликт возникает также внутри самой гордыни. Самовозвеличивание и презрение к себе еще не создают конфликта. Фактически, пока наши размышления не выходят за рамки этих двух диаметрально противоположных образов себя, мы знаем о противоречивых и все-таки дополняющих друг друга самооценках, – но мы не сознаем конфликтующих влечений. Но если мы смотрим с другой точки зрения, картина меняется и главным становится вопрос: как мы воспринимаем себя?
Внутренняя расстановка сил не избавляет от фундаментальной неуверенности в ощущении себя собой, своей самотождественности. Кто я? Гордый сверхчеловек или робкое, виноватое, презренное создание? «Тварь я дрожащая или право имею?» У непоэта и нефилософа эти вопросы сознательно обычно не возникают. Но в сновидениях существующее недоумение все же проявляется. Потеря самотождественности может найти в них многообразное, конкретное и емкое выражение. Спящему снится, что он потерял паспорт или что его просят назвать свое имя, а он не в состоянии ответить. Или неожиданно к нему приходит старый друг, но он выглядит совсем не таким, каким запомнился. Или он смотрит на портрет, но видит в раме чистый холст.
Гораздо чаще спящий не озабочен вопросом своей самотождественности, но говорит о себе, используя дивергентные символы: нескольких разных людей, животных, растения, неодушевленные объекты. В одном и том же сновидении он является самим собой, сэром Галахадом[46] и ужасным чудовищем. Он может быть плененным заложником и бандитом, тюремщиком и узником, судьей и подсудимым, палачом и жертвой, перепуганным ребенком и гремучей змеей. Подобная театрализация собственной личности показывает нам дивергентные, в разные стороны тянущие силы, действующие во внутреннем мире человека, и интерпретация может оказать большую помощь в их осознании. Если спящий склонен к обреченности и отказу от мира, то в его сновидении важную роль играет пенсионер; тот, кто испытывает отвращение к себе, часто видит во сне тараканов в кухне на полу. Но этим не исчерпывается все значение театрализации собственной личности. Сам факт ее наличия (почему мы здесь и упоминаем о ней) также говорит о нашей способности воспринимать себя как разные сущности. Часто эта же способность встречается также в вопиющих расхождениях между восприятием себя, личности, наяву, и во сне. Днем он сознательно проживает жизнь человека выдающегося ума, благодетеля человечества, для него нет невозможного; а в сновидениях – он уродец, слюнявый идиот, пьяньчужка в канаве. В конце концов, даже в своем сознательном самовосприятии невротик может бросаться в крайности – то он самонадеянно ощущает себя всемогущим, то считает себя последней дрянью на свете. Особенно это видим у алкоголиков (хотя ни в коем случае круг невротиков ими не ограничивается), которые парят в небесах, делают широкие жесты и дают грандиозные обещания, а в следующий момент – валяются в ногах и попрошайничают.