, вопреки общим чаяниям, выжил.
Ни о ком так много не говорили и не писали той зимой. Андрюшу и погибшего газовщика сравнивали друг с другом. Их фотографии печатали в газетах. Мне звонили редакторы центральных телеканалов, приглашали стать участницей ток-шоу и каждый раз искренне удивлялись моему отказу. Кудряшов, всегда очень чувствительный к чужой славе, какой бы сомнительной она ни была, дал очередное интервью очередной «оксане». Ему было крайне важно, чтобы люди помнили, кто открыл им глаза. Именно Кудряшов впервые рассказал журналистам, что Андрей Лесовой – родной внук некрофила Тараканова.
Мы к тому времени уже несколько лет не виделись. Кудряшов разводился со своей второй женой и готовился к свадьбе с третьей (Соня, его нынешняя супруга, красотка и благотворительница, училась тогда в восьмом классе). Я не пожалела времени и подкараулила Лёшу на приёме, который был вовремя устроен французским консулом. Кудряшов стоял, любезно согнувшись пополам, перед консулом Китая. В принципе, можно было ничего не говорить: все чувства на моём лице были написаны крупными буквами. Кудряшов дёрнулся, посмотрел направо-налево – как будто собирался перейти улицу. Идти было некуда, консул Китая вежливо откланялся, прощаясь, а я стояла прямо напротив и, если верно помню, скрестила руки на груди.
– Ты прямо царь Ирод какой-то, – сказала я и, видя, что он не уязвлён, добавила со щедростью базарной торговки: – У тебя не только член маленький, но и сердце…
Только такие слова могли его по-настоящему задеть, особенно если помнить о декорациях, в которых они были сказаны: кругом дипломаты, политики и журналисты расхаживают с бокалами шампанского в руках, а я вещаю про член, к тому же маленький, к тому же в полный голос. Кудряшов в один миг стал зелёным, как статуя Бальзака на бульваре Распай. Схватил меня за руку, крутнул «крапивкой» – как в детстве! – и прошептал извечное: «Пошла на хрен!» (хрен здесь, разумеется, эвфемизм).
После Катастрофы прошло три месяца, Андрюша шёл на поправку, его вот-вот должны были выписать, но судебное заседание всё откладывали и откладывали. Говорили, что судья требует дополнительной психиатрической экспертизы. Говорили, что судья эта – очень опытная, старой школы, и что работает она последний год перед пенсией.
– Нам с ней очень повезло, Ксения Сергеевна, – сказал адвокат и назвал фамилию судьи, которую я и без того уже знала.
Екатеринбург, октябрь 1919 г.
«Ладун, ладун, ладун мой… Ладун маленький такой…»
Эту колыбельную Костя пел, укладывая Алёшу. Другим детям прежде не пел, а маленькому Алёше вдруг начал.