Какой бы ни была природа упомянутых здесь проблем, ничем не ограниченная и неконтролируемая глобальная, свободная, рыночная экономика вряд ли способна их решить. Напротив, более вероятным представляется скорее усиление таких тенденций, как постоянный рост безработицы и неполной занятости. Ведь бизнес, заинтересованный прежде всего в максимизации прибыли, рационально стремится а) к сокращению занятости, поскольку человеческая рабочая сила дороже компьютерной; б) к максимальному снижению отчислений на социальное страхование или других подобных налогов. Нет ни малейших оснований предполагать, что глобальная рыночная экономика справится с этими проблемами. До 1970‐х годов национальный и мировой капитализм функционировал в совершенно иных условиях и далеко не всегда успешно. Уже для девятнадцатого века по меньшей мере спорно то, что “в противовес классической модели, в соответствии с которой свободная торговля, возможно, являлась основной причиной депрессии и протекционизма, она в то же время была и основным источником развития большинства стран, которые сегодня считаются богатыми” (Bairoch, 1993, р. 164). Что же касается века двадцатого, то экономические чудеса совершались не благодаря экономике laissez-faire, а вопреки ей.
И потому было маловероятно, что мода на экономическую либерализацию и “маркетизацию”, господствовавшая в 1980‐е годы и достигшая пика идеологического самодовольства после распада советской системы, продержится долго. Сочетание мирового экономического кризиса начала 1990‐х годов с сокрушительным провалом либеральной экономической политики, использованной бывшими социалистическими странами в качестве “шоковой терапии”, охладило пыл многих прежних энтузиастов подобного подхода. И действительно, вряд ли кто‐либо раньше мог предположить, что в 1993 году западные экономические советники будут говорить, что “возможно, Маркс был все‐таки прав”. Однако адекватно оценивать ситуацию мешали два серьезных препятствия. Прежде всего, на тот момент отсутствовала потенциальная политическая угроза капиталистической системе, исходившая ранее от Советского Союза или, в ином роде, от немецкого фашизма. Именно ее наличие, как я попытался показать, и подтолкнуло капитализм к реформам. Исчезновение Советского Союза, упадок рабочего движения, низкая эффективность традиционных войн в третьем мире, переход бедняков развитых странах в малочисленную категорию “деклассированных элементов” – все эти факторы сдерживали реформаторскую инициативу. Впрочем, укрепление позиций ультраправых, а также неожиданная поддержка прежнего режима в бывших коммунистических странах были тревожным сигналом, обратившим на себя внимание уже в начале 1990‐х годов. Вторым препятствием оказался сам процесс глобализации, который только ускорился в результате разрушения национальных механизмов защиты “жертв” свободной глобальной экономики от социальных последствий того, что гордо называли “системой построения благосостояния <…> повсеместно признанной наиболее эффективной за всю историю человечества”.