Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991) (Хобсбаум) - страница 490

Это, однако, не оставляет перспектив для либеральной парламентской демократии.

VII

В этой книге читатель не найдет готовых ответов на вопросы, с которыми человечество столкнулось в конце второго тысячелетия. Вероятно, она поможет разобраться в сути возникших проблем и лучше понять предпосылки их решения, но отнюдь не укажет, существуют ли эти предпосылки сегодня и появятся ли они в будущем. Эта книга показывает, как мало мы знаем и до какой степени плохо разбирались в происходящем те, кто принимал важнейшие общественные решения двадцатого столетия; как немного событий этого века, особенно второй его половины, эти люди сумели спрогнозировать. Все это только подтверждает давно известную истину, согласно которой история – в числе многих других и более важных феноменов – является хроникой преступлений и безумств рода человеческого. А значит, историку не к лицу пророчествовать.

Так что я не стану завершать написанное предсказаниями того, как будет выглядеть ландшафт, который уже изменен до неузнаваемости тектоническими сдвигами “короткого двадцатого века” и станет еще более неузнаваемым, поскольку сдвиги продолжаются. Сегодня у нас меньше оснований для надежд на лучшее будущее, чем в середине 1980‐х, когда автор этой книги завершил трилогию, посвященную истории “долгого девятнадцатого столетия” (1789–1914), следующими словами:

Имеются достаточные основания предполагать, что мир двадцать первого столетия переменится к лучшему. Если человечеству удастся избежать тотального уничтожения (например, в результате ядерной катастрофы), то вероятность такого поворота событий достаточно высока.

Но даже историк, в силу своего возраста не смеющий надеяться на благие перемены до конца своей жизни, не станет отрицать возможность некоторых улучшений в ближайшие двадцать или пятьдесят лет. Вполне вероятно, что пришедшая на смену “холодной войне” дезинтеграция окажется временной, хотя сейчас она и представляется несколько более затянувшейся, чем период распада и разрушения после двух мировых войн. Разумеется, все эти надежды и страхи нельзя считать прогнозами на будущее. Но мы все же догадываемся, что за непроницаемым облаком нашего незнания и неумения точно предвидеть конечный результат все еще действуют те исторические силы, которые определили ход двадцатого века. Мы живем в мире, который завоеван, лишен своих корней и изменен мощным процессом экономического и научно-технического развития капитализма, властвующего уже два или три столетия. Мы также знаем или, во всяком случае, имеем достаточные основания для предположений о том, что такое развитие событий не может продолжаться