За вечер мама с папой стучат несколько раз, то с гневом («Немедленно открой дверь, юноша!»), то с сожалением («Очень жаль, что я вспылила, но нам всё-таки обязательно нужно это обсудить».)
Дверь я не открываю. И даже не отвечаю. Лежу себе на кровати, глазею в потолок и мысленно ворочаю слова, засевшие в голове, пытаясь с их помощью ответить на одолевающие меня вопросы.
Помнится, в прошлом году, во время школьной ярмарки, Кейси загнала меня в одну из тех кабин с вентиляторами, где вокруг головы летают долларовые бумажки. Но сколько бы я ни тянулся, сколько бы ни старался их схватить, купюры выскальзывали из рук.
Кейси потом не одну неделю надо мной смеялась.
Когда по привычному хору москитов и лягушек над болотами я понимаю, что дело к ночи, раздаётся неуверенный стук в дверь. Но никто меня не окликает, и я делаю вид, что не слышал.
Чуть позже, когда совсем темнеет, я наконец выхожу из комнаты – нужно же иногда сходить в туалет. За дверью обнаруживается тарелка с едой. Я поднимаю её с пола, рассматриваю: сэндвич с ветчиной и горстка чипсов с солью и уксусом.
В голове снова звучат слова дедушки Айка.
Уж конечно, вы мне здесь не нужны. Никто из вас.
И несмотря на то, что не ел с самого завтрака, я возвращаю тарелку на пол и переступаю через неё. Чтобы забыть эти слова, сэндвича с ветчиной маловато.
Утром мама тихонько стучится в дверь.
– Итан, дорогой, пора в школу.
В голосе сквозит беспокойство, и мне почти жаль, что я наказываю её молчанием.
Одевшись и почистив зубы, я спускаюсь вниз, чтобы поесть. Открыв дверцу холодильника, я чувствую, что живот рычит, как дикий зверь.
– Тебе что-нибудь сделать? – спрашивает папа. Что довольно забавно, поскольку он в жизни яйца не разбил. Да и не старался.
Не обращая на него внимания, я достаю остатки макаронной запеканки и, выложив её на тарелку, сую в микроволновку.
Папа смотрит, как я стоя, даже не отойдя от микроволновки, уплетаю завтрак и запиваю его двумя стаканами молока. Когда я заканчиваю, он заявляет:
– Мы с мамой решили, что лучше сами отвезём тебя сегодня в школу.
Итак, я лишаюсь велосипеда. И шансов добраться до Корали.
В общем-то, я и не собирался снова к ней заезжать. Думал, она позвонит, объяснит, что происходит, или по крайней мере поблагодарит за то, что я, рискуя до конца жизни просидеть взаперти, всё-таки выбрался её проведать. Но она явно не чувствует необходимости поговорить. Что только добавляет ещё одно имя в список людей, которым я больше не могу доверять.
– Я с вами не поеду.
Папа, переминаясь с ноги на ногу, смотрит в пол. Словно ему стыдно.