— Понятно, — я тяжело вздохнул, кажется моей свободе приходил конец. — Чего уж тут непонятного.
— Дальше, — Александр задумчиво постучал пальцами по столешнице, — первый этап твоей задумки с родильным госпиталем спустя почти год его существования можно признать успешным. Соответственно можно переходить ко второму — к обучению персонала для госпиталей других российских городов.
— Да, я как раз хотел… — начал было я.
— Вот письменно все свои предложения и изложишь.
— А как же мой егерский взвод?
— А что с ним? Играйся, я не против, до смерти только господ офицеров не загоняй. Посмотрим, что из твоей задумки получится.
В общем, следующие месяцы стали для меня крайне сложными в первую очередь в психологическом плане. Стенки прозрачной клетки вокруг меня буквально на глазах стали толще, выпускать из Зимнего меня начали — по личному распоряжению императора — только под натуральным конвоем из десятка бойцов. Сначала это были измайловцы, однако мои подшефные они все же являлись пехотным полком и в качестве конвоя не годились, потому вскоре были заменены на специально отобранных для этого дела солдат конного гвардейского полка. И это при том, что сам Александр личную охрану часто-густо вообще игнорировал — непростительная легкомысленность на мой взгляд, впрочем, я-то знал будущее — и порой выходил гулять в город совершенно без какой-либо охраны. Получается, что меня охраняли куда более строго чем императора, и естественно это изрядно давило мне на психику.
Во-вторых, у меня появился штатный секретарь и пара посыльных. И вообще меня, я так понял опять же по инициативе брата, очень аккуратно отрезали от всех практических действий, оставив только генерацию идей и дистанционный контроль. Единственное место, куда меня стали стабильно выпускать — это на службы в Петропавловский собор внутри одноименной крепости. Такой вот ироничный выверт от самой жизни — не веришь, будешь посещать церковь чаще.
На деле выглядело это так: придумал что-то напиши, передай кому надо, там сделают и отчитаются. Тоже в письменном виде. А сам ходить куда-то, кем-то руководить, что объяснять лично — ни-ни. Постепенно пришло понимание, что Александр боится не столько «за меня», сколько «меня», боится, чтобы я где-нибудь чего-то не ляпнул лишнего и не подставил таким образом весь императорский дом и лично императора. С одной стороны осуждать его за такую осторожность сложно, с другой — мне-то от этого было не легче.
Формирование опытного егерского взвода закончилось к новому году. Уже к середине ноября отсеялись все, кто посчитал это начинание слишком сложным или бесперспективным для себя, — «в деле» осталось семьдесят девять кандидатов из первоначальных трех сотен — и дальше пришлось заниматься выбраковкой уже самостоятельно. Так, например четырнадцать человек отсеяли по итогу трехсоткилометрового марша по маршруту Петербург — Великий Новгород — Петербург, с которым, чтобы получить зачет нужно было справиться за пять дней. Получилось это не у всех.