Как-никак, столько времени провела в Архельдоре.
Посреди двора, обнесённого шатким забором, стоял колодец. Такой же старый, как и всё здесь. Запах пыли и запустения бил по обонянию. Странно, как этот хлыщ вообще отыскал такую глушь да ещё и обустроиться успел — в доме, в отличие от двора, было прибрано. Не Ольшану же он заставил вытирать пыль, учитывая, что из одежды на ней только сорочка и одеяло. Ох, как же трудно держать себя в узде, когда она такая хрупкая, нежная, практически раздетая стоит на ветру и зябко кутается в одеяло.
Противно скрежетнул ворот колодца, зазвенела цепь, послышался удар ведра о воду. Глубоко, а дом явно не жилой, значит, место не очень удачное. Или просто специально копали до глубинной воды, чтобы повкуснее была — сейчас проверим.
— Пей на здоровье! — Ольшана аккуратно поставила ведро на невысокую скамью около колодца, чтобы не замарать его о землю — вышло как раз по моему росту.
Всё-таки она самая лучшая девушка в Гардалии! И Архельдоре. И вообще везде, потому что…
Вода оказалась очень вкусной, видимо, не зря так глубоко копали. Разве что сруб не мешало бы подновить — чувствовался ненавязчивый запах старого дерева.
Я выпил всё, благодарно кивнул и попросил ещё. Ольшана сочувственно вздохнула и вновь принялась крутить скрипучий ворот. Ох, ну и мерзкий же у него звук! Впрочем, пить хотелось сильно — пришлось снова терпеть. В этот раз в меня влезла только половина, в животе уже откровенно булькало. И тут Ольшана сделала такое, отчего я только и смог, что выпучить глаза — она совершенно спокойно приподняла ведро и попила оттуда. После меня. Так могли сделать только мои побратимы, женщины же предпочитали иметь со мной как можно меньше дел и подобного рода пересечений.
— Пойдём в дом, — Ольшана вытерла воду с губ, отчего я и вовсе обмер, не в силах оторваться от её милого личика. — Тебе надо отдохнуть.
Она несмело протянула руку, опасаясь прикоснуться, но в то же время желая дать понять, что пора. Сглотнула, а потом, осмелев, запустила свои пальчики в мою спутанную шерсть и подтолкнула в сторону дома.
А я… я был готов идти куда угодно, лишь бы она продолжала прикасаться к моей голове. Её рука почти не дрожала, даже дыхание всего лишь пару раз сбилось с ритма.
Боже, что ты со мной творишь? Где мне взять силы и выдержать? Не сорваться, не загубить эту невинную прелесть, не сделать её своей.
— Ты уж извини, но на кровать я тебя такого грязного точно не пущу, — едва мы вошли в избу, Ольшана принялась рыскать в единственном, тоже очень старом деревянном сундуке. — О, это должно подойти.