Ханна медленно откинула два одеяла и поднялась с матраса, лежавшего на полу в углу комнаты. Ее босые ноги коснулись холодного бетонного пола, но она едва обратила на это внимание. Ее сознание казалось нечетким, а путаные мысли отдавались болью в голове.
Бессмыслица какая-то.
Почему отключилось электричество? Он забыл заправить генератор? А, может, что-то другое? Гроза или скачок напряжения? Когда снова включится свет? Сколько его не будет? Знает ли тюремщик, что электричества нет, и вернется ли проверить ее? Когда он приходил в последний раз?
Иногда это случалось раз в семь дней. Иногда проходило две недели. В его появлениях не наблюдалось ни определенного распорядка, ни особых причин. Ханна не могла предугадать, сколько дней ей понадобится, чтобы выжить, прежде чем тюремщик вернется. Если вернется вообще. Находясь в заточении, было легко потерять счет времени. Поначалу отслеживание дней имело решающее значение. Подсчет часов. Дней, недель и месяцев. Затем лет. Ханна всегда надеялась на спасение. Молилась об этом, отчаянно нуждаясь в побеге, который так и не смогла совершить.
Она перевела взгляд на календари, которые нарисовала мелом на стене, над матрасом. Было слишком темно, чтобы суметь что-то разглядеть, но ее разум вызывал образы — ясные, как день. Она смотрела на эти тупые отметины сотни, тысячи раз.
По тусклому серому свету поняла, что на улице день. Но какой именно день? Какой месяц? Ноябрь? Декабрь? Или, может, позднее? Когда она перестала отслеживать цикл? Всего несколько недель назад. Нет, должно быть, дольше. Возможно, месяцев.
Ее разум казался туманным, словно его набили ватой. Не получалось мыслить трезво. И становилось лишь хуже. С каждым прожитым днем, что уводил Ханну от ее прежней жизни, затягивая все глубже в тот ад, который никогда не кончался.
Ханна охватила усталость, сковав ее руки и ноги.
Какая разница, какой сегодня день или месяц? Ничего не меняется. И никогда не изменится. Вся ее жизнь состояла из этих четырех цементных стен. Комнаты пятнадцать на двадцать. Ей давно стоило сдаться.
Что почти и произошло.
Ханна ощущала отчаяние, которое, словно черная дыра, угрожало поглотить ее раз и навсегда. Бездонное море тьмы сомкнулось над ее головой. Задыхаясь, она медленно тонула в ней.
Почти пять лет она боролась с отчаянием. Каждый день занималась гимнастикой, чтобы мышцы не атрофировались. Затем прыжками в высоту. Приседаниями. Каждый день Ханна писала в дневнике мелками, которые оставлял ее тюремщик. Мысленно тренировалась играть на гитаре. Сочиняла песни в своей голове. Думала о том, какая у нее будет жизнь, если… когда она выберется отсюда.