– Кажется, прибалтийское имя…
– Да, в нашей семье многие из Литвы. Андрюс жил в Шяуляе и, увы, тоже погиб. В тридцатых годах. Он стал летчиком и разбился во время тренировочного полета, когда готовился с друзьями к перелету через Атлантику… Смелый был мальчик.
Грустно сделалось. Будто не в далекие времена погиб Андрюс, а недавно. И не взрослый летчик в мундире литовских ВВС, а вот этот мальчуган в костюмчике с якорями…
Чтобы прервать неловкое молчание, я заметил:
– А сундучок… он, кажется, тот самый? Семейная реликвия, наверно?
– Да, еще моей бабушки… Ну-с, умывайтесь, через пять минут попрошу к столу…
Когда мы пили чай (и правда замечательный, со всякими душистыми запахами), Генриетта Глебовна поинтересовалась:
– Ну, а какие же ваши планы, если не секрет? Чем собираетесь заняться в наших тихих Овражках?
– А никаких планов. Буду просто бродить, вспоминать…
– Ох, да ведь и заплутать можете. Городок небольшой, а столько всякого. Старожилы говорят: «Бабка Дар-Овражка водит…» Была здесь в позапрошлом веке такая хитрая знахарка, Дарья Овражкина. Говорили, ведьма…
– Ну, как-нибудь найду с бабкой общий язык…
– Кто знает… Я вот что вам предлагаю! У меня есть сосед, мальчик Костя. Очень славный. Если хотите, я попрошу, он поводит вас по городу, покажет самое интересное…
Я почему-то не решился отказаться. И сперва подосадовал на себя за это, а потом подумал: «Может, к лучшему…»
Костя оказался тоненьким и высоким, бледно-рыжеватым подростком. Вежливым и неулыбчивым. Спросил, куда бы мне хотелось пойти сначала.
«Ну что ж, – сказал я себе. – Давай, старик…»
– Видишь ли… – Я глянул в упор. – В Овражках я не заблужусь и один, не впервой… Я хочу в Гору. Если ты из тех, кто знает дорогу.
Он не дрогнул, не удивился.
– Туда каждый знает дорогу. Только что там интересного? Впрочем, как вам угодно. Если не возражаете, я зайду за вами через полчаса.
Я ждал Костю на улице, у ворот.
Была середина дня, и день этот сделался уже не просто теплым, а жарким. Но здесь, на Пустырной, было прохладно: улица лежала в тени обрыва. Обрыв – большущей высоты и крутизны – поднимался позади дворов. Местами он зарос, а местами – голая глина. Из глины торчали лохматые громадные корни, словно щупальца каких-то подземных осьминогов. Домики и заборы цепью тянулись по границе тени – в один ряд. Улица была односторонняя. На другой стороне – заросшие кашкой лужайки, канавы и буераки, здесь паслись козы. Наверно, потому и Пустырная, что рядом с пустырями. А может, еще потому, что здесь пахнет травой пустырником, настойкой которого, говорят, лечат от излишних волнений сердце.