. Так он вел себя всегда по отношению к нашей партии.
Допуская собственные ошибки и убедившись, что это действительно ошибки, Фадеев никогда не упорствовал, признавал их и исправлял. Признал политической ошибкой Фадеев и публикацию рассказа «Впрок».
Трагическое положение, в котором оказался Фадеев и которого тогда не осознавал, заключалось в том, что никакой политической ошибки он не допускал; но, подвергшись резкой критике и признав ее правильной, он сам обрушился на честного советского писателя с такими серьезными политическими обвинениями, которые поставили Андрея Платонова вне литературы на целое десятилетие. С 1931 по 1941 год – в период своего расцвета – он смог опубликовать только один небольшой сборник рассказов «Река Потудань». Оскорбленный несправедливостью А. Платонов в письме к М. Горькому от 24 июля 1931 года с гордостью сказал о себе: «Рабочий класс – это моя родина, и мое будущее связно с пролетариатом…»[437].
Так, наряду с тем большим плодотворным делом, которое Фадеев осуществлял и будет с годами осуществлять на благо нашей литературы, станут от года к году накапливаться трагические страницы истории его деятельности, которые он с глубочайшим потрясением прочтет и осознает перед концом своей жизни.
В журнале «Красная новь» (№ 5–6 за 1931 г.) Фадеев выступил со статьей «Об одной кулацкой хронике». В начале статьи автор намечает возможные типы кулацких агентов, а затем пишет: «Одним из кулацких агентов указанного типа является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске «душевного бедняка», простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного «усомнившегося Макара»… Но, как и у всех его собратьев по классу, по идеологии, под маской простоватого, «усомнившегося Макара» дышит звериная, кулацкая злоба, тем более яростная, чем более она бессильна и бесплодна… Повесть Платонова «Впрок» с чрезвычайной наглядностью демонстрирует все наиболее типичные свойства кулацкого агента самой последней формации – периода ликвидации кулачества как класса и является контрреволюционной по содержанию»[438].
Высмеяв Платонова за выдуманное им «колхозное солнце», Фадеев делает вывод: «Враг знает, куда он метит: он высмеивает то массовое движение за овладение техникой, которое является одним из вернейших орудий в классовой борьбе пролетариата и руководимых им масс крестьянства»[439]. Все в повести Фадееву кажется фальшивым. «И каким отвратительным лицемерием звучит «жалостливая» сентенция Платонова об одном из колхозных руководителей: «Мне стало печально и тревожно близ такого человека: ведь он за маленькое знание отдает что угодно. А с другой стороны, его всякая вредительская стерва может легко обмануть и повести на гибель, доказав предварительно, что она знает в своей голове алгебру и механику». Омерзительный фальшивый кулацкий Иудушка Головлев». В заключение статьи Фадеев беспощадно бичует свой промах: «…коммунисты, не умеющие разобраться в кулацкой тактике таких «художников», как Платонов, обнаруживают классовую слепоту, непростительную для пролетарских революционеров, и потому нас, коммунистов, работающих в «Красной нови», прозевавших конкретную вылазку агента классового врага, следовало бы примерно наказать, чтобы наука пошла впрок»