. «Мы считаем своим долгом бороться не только с явно белогвардейскими и окончательно дискредитировавшими себя в глазах масс литературными течениями, но и с теми писательскими группировками, которые выступают под ложной маской революционности, а по существу являются реакционными и контрреволюционными»
[46]. Да, были и такие, что выступали «под ложной маской революционности». К сожалению, напостовцы видели вокруг слишком много «ложных масок», и они незаслуженно рядили в них честных советских писателей.
Боевая линия «На посту» импонировала настроению революционной коммунистической молодежи, на полях гражданской войны сражавшейся за Советскую власть, защиту которой она считала высшим своим долгом. С первых шагов литературной деятельности А. Фадеев тянулся к пролетарскому движению. Вместе с ним пришел в пролетарскую литературу и его старший товарищ не только по возрасту, но и по художественному творчеству – Дмитрий Фурманов. Как и Фадеев, в 1921 году он демобилизовался из рядов Красной Армии, чтобы продолжить образование и стать писателем. В дневнике Дм. Фурманова от 14 сентября 1923 года под заглавием «Иду в «Октябрь» есть следующая многозначительная запись: «Давно ощущал потребность прикоснуться к организованной литературной братии. Вернее работа. И строже. Критически станешь подходить к себе – скорее выдрессируют, как надо и как не надо писать. И – круг близко знакомых литераторов. А то, по существу, нет никого. Приходишь, бывало, в иную редакцию – чужак чужаком.
Итак – в «Октябрь». Почему сюда? Платформа ближе, чем где-либо. Воспрещается сотрудничество в «Красной нови», «Ниве», «Огоньке»… Это крепко суживает поле литературной деятельности. Но с. этим надо помириться. Думаю – правда, не разбираясь в вопросе серьезно, – думаю, что следовало бы не убегать от этих журналов, не предоставлять их чужой литбратии, а, наоборот, завоевать, в чем они еще не завоеваны, – и сделать своими.
Убежать от чего-либо – дело самое наилегчайшее. Для победы нужно не бегство, а завоевание. Полагаю, что этот вопрос в дальнейшем каким-то образом должен будет подняться во весь рост.
Иду в «Октябрь» с радостью и надеждами. И с опасением: не оказаться бы там малым из малых, одним из самых жалких пасынков литературного кружка»[47].
В этой дневниковой записи Фурманова очень о многом сказано, многое объяснено: почему он идет именно в группу «Октябрь» («платформа ближе, чем где-либо»), с какой целью («скорее выдрессируют, как надо и как не надо писать»), почему он идет с опасением, а не только с радостью и надеждами («не оказаться бы там малым из малых»). Нужно отдать должное скромности Фурманова. Он пришел в «Октябрь», когда его знаменитый «Чапаев» за несколько месяцев 1923 года выдержал два издания и получил высокую оценку в самых авторитетных органах печати. Несколько лет до «Чапаева» он выступал в прессе как публицист и писатель. Так, его «Красный десант» был опубликован за год до «Чапаева» в журнале «Пролетарская революция» (1922, № 9). Он знал, что круг его «близко знакомых литераторов» из группы «Октябрь» – все начинающие поэты и писатели и ничего, что могло бы сравниться с «Чапаевым», не создали. И несмотря на все это, Фурманов опасался, как бы не оказаться «одним из самых жалких пасынков литературного кружка».