- Инглез, - говорю я, - абле инглез?
Молчание, сопение, шаги. Рассматривает теперь уже кто-то другой.
- Кто вы? - говорят наконец по-английски.
- Журналист.
- Откуда?
- Из пресс-центра Гульбекяна. Я аккредитован на выборы в Ассамблею республики.
- Какую страну представляете?
("Господи, помоги! Только б здесь не было финнов!")
- Я из Хельсинки.
- Коммунист?
- Независимый.
- Как зовут?
("Полицейский допрос прямо-таки, а не свобода слова!")
- Хьюлли Симмонен.
Дверь открывается. На пороге - трое громил в джинсовых костюмах. Под потолком - тюремная лампочка. Шагаю из солнечного дня в холодный мрак. Дверь закрывается, щелкает замок.
- Это ваша машина? - спрашивает один из парней.
- Да.
- Странный номер.
(Черт возьми, это ж машина нашей "Межкниги"! Но ведь Ратмир Уфаев, "межкниговец", сказал мне, что номер не дипломатический!).
- Я взял машину у приятеля.
- Кто он такой?
- Если вы не хотите говорить с журналистом - откажите без обиняков, а допрос устраивать ни к чему.
Парни переглядываются.
- Подождите, - говорит один из них и быстро поднимается по лестнице - там и вовсе темень, даже лампочки нет.
("К окну бы поближе. А окон нет. И дверь не вышибешь. Отлупят ведь, дьяволы, за милую душу отлупят".)
- Покажите ваш паспорт, - говорит второй.
- Я не ношу с собой паспорт.
- В каком отеле живете?
- А вы?
- Что?!
- Где вы живете?
- Где надо, там и живу! Если хотите говорить с нашим вождем, отвечайте на вопросы.
Спустился первый громила, коротко бросил:
- Пошли!
По темной лестнице вверх; на полу множество окурков, паутина на потолке, смрадно, грязно.
- Ждите.
Сажусь на барское кресло, прожженное в нескольких местах: прожигали, видно, не случайно, а намеренно - "боролись" с частной собственностью. А кресло-то позапрошлого века, его б в музей. Можно было бы понять, окажись оно в нищей крестьянской хижине, у неграмотного человека, а эти ведь по-английски шпарят, студенты ведь, а тут за обучение большие деньги драли, учиться могли дети богатых людей, с ы н к и ведь здесь, в революцию играют!
- Поскольку у вас нет паспорта, - слышу девичий голос за спиной, - вождь не сможет говорить с вами. Мы окружены врагами, мы должны охранять жизнь вождя, нашего португальского кормчего. Вас примет товарищ Жозе, он из руководства, он отвечает за связи с желтой буржуазной прессой.
- Я представляю объективную прессу.
(Обиделся все же - профессионально обиделся. Зря, наверное. А может, не зря - у меня много приятелей из западных газет и журналов).
- У буржуазии нет объективности.
- У буржуазии - да, но у журналиста - вполне может быть, даже если он пишет для буржуазного органа. Вальраф пишет для "Шпигеля".