Мать — хрупкая интеллигентная женщина, хранитель коллекции итальянских мастеров какого-то — все никак не может запомнить — какого века.
Отец — добрый и бесхитростный тренер детской волейбольной секции, горящий на своей работе.
Старший брат — двукратный олимпийский чемпион. И этим все сказано.
Как рассказать этим людям, что их дорогой, горячо любимый и немого излишне опекаемый сын, брат и внук зарабатывает жизнь тем, что изображает женщину. Поет, пляшет, заигрывает с публикой. Варится в весьма своеобразной обстановке столичного, чтоб его, бомонда.
Да никак. Поэтому врет. Всем, включая милейшего и интеллигентнейшего Викентия Мирославовича, который из кожи вон лез, чтобы наладить хорошие отношения с сыновьями своей дорогой Ларочки. Своих детей у четы Рябушевых не было.
— Ты придешь смотреть коллекцию Каподимонте? — мать наконец завершила свой монолог о Неаполитанском музее. — Ее впервые привозят к нам. Другого шанса не будет. Можем посмотреть после закрытия, когда не будет посетителей, чтобы никто не мешал.
— До какого выставка? — вздохнул Лев.
— Только началась. Два месяца продлится экспозиция. Но ты не затягивай.
— Договорились, — кивнул сын. Покосился на часы.
— И не думай! — пресекла его попытки мать. — Пирог сейчас будет. Зря я, что ли, пекла?
— Аромат был исключительный! — с воодушевлением подтвердил Викентий Мирославович.
Левка вздохнул. Пирог ему совсем некстати, за фигурой надо следить, сценические платья все сшиты по точным меркам. А Лола — сладкоежка, только отвернись — уже лопает пирожное или конфету.
— Ты посмотри на него! Это я, значит, сладкоежка.
— Ну не я же.
— Только можно мне маленький кусок, мам, ладно?
— ДВА!
***
— Знаешь, я тебе все-таки почитаю свои стихи, — Дина уже привычно устроила голову на его плече. Он уже привычно внутренне вздохнул раз пятьдесят.
— Наконец-то. Думала, не дождусь!
Дина смеется. У нее удивительный смех — звонкий и, одновременно, мягкий. Она вся состоит из таких контрастов — чего-то девичьего, почти даже девчачьего, детского — и женского, от которого вся мужское внутри реагирует остро, горячо, тяжело. Какой-то безумный коктейль, созданный специально для того, чтобы свести его с ума. В костюме Лолы это делать особенно неудобно. Чистейшей воды мазохизм.
— Только пообещай мне, что ты скажешь свое мнение честно, даже если тебе не понравится! — требует Дина.
— Обещаю! — Лола клятвенно прижимает руку к груди. И Дина вдруг повторяет ее жест. Сжимает поролон и хихикает.
— Мягонькая!
— Эй! — возмущается Лола. Лев внутри стонет. — У тебя свои есть, их и лапай!