- Плохо! - сказал Павел. - Сталин не Христос, лбы бить в его честь невелика польза. Впрочем, как и в честь Христа. Иконы создавать преступление! Мы не верующие! Мы верим! А между верующими и теми, кто верит, огромная разница, ясно вам?
- Ты мне мораль не читай! Ишь, учитель нашелся! Да ты что в своей жизни видел?
Лейтенант, подсевший в самолет в Инте, хмыкнул:
- Вы мне не тыкай, я вам не тебе!
- Что с вами спорить, - сказал человек в очках, - самые вы обыкновенные нигилисты, боли в вас нет. Богачев подошел к нему вплотную и спросил:
- А в вас боль есть? В вас тупость есть. И страх. Как в дрессированной мартышке.
А спорить я с вами не хочу - скучно, да и время ваше кончилось!
Павел смотрел в темный потолок и видел на нем узенькую полоску света. "Это от лампы, которая горит у дежурной, - подумал он, - в ремесленном у нас тоже всегда ночью на потолке горел свет, потому что нянечка тетя Фрося по ночам мыла пол и слушала, как мы спим".
В том ремесленном, где учился Павел, было очень много ребят из детских домов.
Они жили по-братски, и когда Павел получил пятый разряд, ему стало не по себе:
будто надо уходить из родного дома. Старик мастер Николай Иванович в том цехе, куда Павел пришел на работу после ремесленного, первым делом вырвал изо рта папироску и бросил в урну.
- Ах ты, г... собачье! Тебе что, жрать нечего? Скажи - накормим. А то ишь - фасон выдрючивает! Тебе титьку сосать, а не папироску, ее с горя тянут да с голодухи. Еще раз увижу, затрещину дам.
После первой получки Павел пошел с парнями постарше в пивной зал: пол-литра на троих не хватило, его послали за четвертинкой. Наутро раскалывалась голова.
Николай Иванович подозвал Павла к себе и сказал:
- Нехорошо без мастера гулять с первенькой получки-то, не положено.
В субботу Павел пошел с Николаем Ивановичем в магазин и купил бутылку водки.
Потом они отправились домой к Николаю Ивановичу. Там его жена хотела кормить обедом, но старик сказал:
- Не обедать пришли, Маня. Дело у нас. Яиц отвари накруто, хлеба подай и соли.
Остальное сыми со скатерти.
Старик налил по стакану водки себе и Павлу, положил ему на тарелку одно яйцо и предложил выпить. Потом на столе появилась еще одна бутылка водки и еще одно яйцо - всего-навсего. Что было потом, после того как мастер принес еще одну четвертинку, Павел не помнил.
Только в воскресенье днем Павел пришел в себя и смог подняться с дивана, на который его уложил ночью Николай Иванович. Он ошалело завертел головой и застонал.
- Всю квартеру заблевал, - весело сказал Николай Иванович, сидевший у окна в майке, с лобзиком на коленях, - давай похмеляться, что ль?