- Да нет же! Я видел только что!
- Где? Далеко? - спросил Павел.
- Нет, совсем недалеко!
- Там нет льдинки... - сказал Аветисян, вглядываясь туда, где, по словам Брока, должна была находиться льдина. - Подожди... подожди, Нёма... Есть! - закричал Аветисян. - Есть, Паша! Круто вправо!
Богачев и Пьянков развернули самолет, и его затрясло от этого еще сильнее. Вираж они заложили крутой, и крыло самолета прошло метрах в десяти над водой, в которой плавали серые обломки битого льда.
- Удержишь штурвал один? - спросил Богачев.
- Не знаю, - ответил Пьянков, - попробую. А что?
- Я же не могу сажать вслепую...
- Удержу.
Богачев отпустил штурвал и быстро приподнялся. Впереди белела льдина.
- Ага! - закричал Богачев. - Есть! Есть, чертяка! Он плюхнулся в кресло, схватил штурвал и сказал:
- Володя, на место! Нёма, садись за Пьянкова! Геворк, корректируй посадку!
- Хорошо!
- Какой лед?
Аветисян приник к смотровому стеклу. Все смотрели на него, замерев. Он долго смотрел на лед, приближавшийся к самолету, а потом негромко сказал:
- Лед плохой. Он синий. Синий лед - тонкий лед.
- Заструги?
- Большие.
- Направление?
- Поперечное.
- Трещины?
- Нет.
- Торосы?
- Нет.
- Будем садиться?
- Еще бы немного вперед...
- А если там вода? Мы не сможем развернуться еще раз. Упадем.
- Здесь мы перекувырнемся.
- Нёма, держи штурвал.
- Есть.
Павел быстро приподнялся. Он сразу же увидел синий лед, поперечные заструги и низкий, серый туман. Что впереди - разобрать сейчас было невозможно. Впереди могла быть вода, могли быть заструги, могли быть торосы, а могла быть и прекрасная посадочная площадка. Никто не мог сказать, что было впереди. А самолет трясло, и в самолете сидели семь ребят из экспедиции, семь славных парней, имена которых безвестны мировой науке. Рядом с Павлом сидели Геворк Аветисян, Володя Пьянков и Нёма Брок его братья, его друзья, его товарищи. И он, Павел Богачев, человек, сидящий сейчас на месте командира, отвечает за них.
Он отвечает за них перед самим собой, перед их семьями, перед Родиной, которая послала их покорить Арктику.
- Пошли дальше, - сказал Павел, - мы удержим машину.
И они пошли дальше. Самолет болтало из стороны в сторону. Все дребезжало в самолете. И вдруг среди этого дребезжанья летчики услышали песню.
- Что это? - спросил Павел.
Аветисян распахнул дверь. В кабину ворвалось:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
Павел запел:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом