В споре с Толстым. На весах жизни (Булгаков) - страница 101

– одна, и попытка Льва Николаевича раздробить или раздвоить ее не привела и не могла привести ни к какому результату. У людей не было бы ни плуга, ни электрической лампочки, если бы не были установлены предварительно основы металлургии и науки о свете.

* * *

Мережковский, в своем исследовании «Л. Толстой и Достоевский», собрал «букет» отдельных словечек и выражений Л. Н. Толстого о науке. Отсюда мы узнаем, что Л. Толстой доказывает «ничтожность знаний опытных» (Сочинения, изд. 1898 г., т. XV, стр. 230); что, по его словам, все открытия современной науки, от Ньютона до Гельмгольца, все эти, как Лев Николаевич выражается, «исследования протоплазм, формы атомов, спектральные анализы звезд» – совершенные «пустяки» (XV, 224), «ни на что не нужная чепуха» (XIII, 193), «труха для народа» (XIII, 181), по сравнению с истинною наукою «о благе людей» и о том, «каким топорищем выгоднее рубить», «какие грибы можно есть» (XIII, 175); что «вся наша наука, искусство – только огромный мыльный пузырь» (VI, 264); что «ни в какое время и ни в каком народе наука не стояла на такой низкой степени, на какой стоит теперешняя» (XV, 256); что она нечто вроде «талмуда», на изучении которого современные люди «вывихивают себе мозги» (XIII, 168) и т. д. Надо сказать, что можно подобрать множество других, подобных же по смыслу и форме, выражений у Толстого, особенно из его дневников и сочинений, написанных уже после 1898 года. Выражения эти характерны не только сами по себе, но и потому, что они ясно определяют самый дух воззрений Льва Николаевича на науку – дух недоверия, отрицания и высокомерного презрения. Неверие в объективное значение истин и достижений эмпирического знания только подкрепляло это отношение Толстого к науке, и тут опять сказалось определенно влияние христианского, монашеского спиритуализма и «неприятия» мира реального, мира материального.

Толстой – бессознательно, конечно, – прикрывался маской сочувствия народным интересам, с которыми якобы современная наука расходится. Но что сказал бы Лев Николаевич сегодня, когда к науке и знанию приобщились широкие народные массы на его родине и когда сознательный рабочий не только не проявляет никакой вражды к науке и культуре, но, наоборот, стремится к ним, часто преодолевая немалые трудности? когда из рабочего класса вышел целый ряд выдающихся деятелей науки и культуры, с своей стороны несущих плоды своих познаний еще дальше и глубже в бывшие «низы» народа? когда неграмотность ликвидирована и когда в самых глухих уголках России и других советских республик возникли новые культурные предприятия, фабрики, заводы, школы, театры, дома культуры, библиотеки, избы-читальни и т. д., и т. д.? И когда – добавим – народ принимает все это с благодарностью и с полным признанием усилий власти пойти к нему навстречу? Когда он извлекает из знаний новые и новые плоды для всей общенародной жизни?