Все они, очевидно, оказались за чертой «истинного искусства» на том основании, что их живопись по содержанию будто бы недоступна народу.
Впрочем, Лев Николаевич сам приводит имена тех художников, которые, по его мнению, особенно резко противостоят, всем своим существом и всем содержанием своей живописи, понятию «истинного искусства». Это – опять-таки более или менее случайные, классические, но преимущественно так называемые «декадентские» (согласно понятиям 1897 года, когда написано «Что такое искусство?»), имена: Рафаэль («Преображение», да и весь Рафаэль), Микеланджело («нелепый» «Страшный суд»), англичане Дальмас и Берн-Джонс, французы Моне, Мане, Пювис-де-Шаван, немцы Беклин, Штук, а также большинство французских картин, «изображающих женскую наготу в разных видах». И опять хочется сказать: ведь за довольно случайными именами и даже направлениями, называемыми или подразумеваемыми Толстым, существует огромное количество произведений, им как бы не принимаемых во внимание, не говоря уже о том, что и у многих из дурно третируемых им художников мы можем найти высокие, даже с его точки зрения, творения.
Словом, Лев Николаевич суживает и часто, как нам кажется, искусственно суживает общую картину развития живописи, чтобы избежать признания положительного значения едва ли не за огромным большинством ее созданий. В частности, мне кажется, что Толстой недооценил русскую живопись и ее духовно-общественное содержание.
Все дело в том, что не только принадлежность к «христианскому» или «доступному» искусству определяет высоту и значение тех или иных произведений изобразительного искусства и, в частности, живописи, но также и сила, оригинальность, уменье, чуткость, талантливость или гениальность мастера. Между тем, в оценке Толстого принцип эстетический играет обидно малую роль.
Если кто-нибудь, идя за Толстым, скажет: «человеку нужно только выучиться рисовать, писать красками и лепить, в особенности голые тела» («Что такое искусство?»), чтобы затем «не переставая писать одну картину и лепить одну статую за другой» (там же), то мы ответим только: выучись и попробуй – рисовать, писать и лепить!
* * *
Имеет ли эстетика самостоятельное, насущное значение? Конечно.
«Если у тебя два каравая хлеба, продай один и купи лилию», – говорит китайская народная мудрость.
Прелесть одного такого выражения убивает наповал антиэстетические теории, вроде тех, что развивали у нас некоторые нигилистические философы и публицисты 1860-х годов, или той, какую отчасти развивал Л. Н. Толстой в своей книге об искусстве.