В этом желании нет ничего потакающего личности, нет ничего исключительного, а есть одно
желание участия в общей, всемирной, духовной жизни, участия в деле Божьем, бескорыстное, безличное. Кажется, что это верно»
>84.
Широка душа Толстого. Глубоки его духовные искания. Главное: глубоко и искренне стремление к свободе духовной, нежелание связываться тем, чем он сам же себя связал, т. е. определенными «принципами» и «догматами» отвлеченного характера, свободно и искренне это вольное потряхивание своими собственными цепями… с готовностью и совсем сбросить их, когда понадобится.
В приведенном изречении Толстой выступает перед нами не неумолимым и по-своему «жестоким» религиозным ригористом, а простым, добрым, мудрым, смиренным и покорным жребию своему человеком, целиком базирующимся на земном, «данном» нам всем судьбою, единственно реальном основании.
И мечта – хотя бы и по смерти, своими мыслями, своим творчеством «участвовать в общей, всемирной, духовной жизни, участвовать в деле Божьем» (строящемся на земле) – это уже знак примирения с миром, выражение позитивного отношения к миру, к тому «внешнему», «материальному» миру, который перед тем признавался за ничто и однажды даже с легким сердцем приносился в жертву комете Галлея, долженствовавшей разрушительным образом задеть многогрешную нашу планету своим хвостом.
Культурный Толстой на этот раз живо почувствовал смысл и значение культуры, которую он чаще отрицал, чем признавал. Значит, он все же сознательно принадлежит культуре. И культура, с своей стороны, от Толстого, конечно, никогда не откажется.
* * *
Очень любопытны два письма Льва Николаевича к духоборцу Веригину в сибирскую ссылку: о пользе книгопечатания>85.
Веригин довел до абсурда руссовско-толстовскую точку зрения о пагубности цивилизации и «ложной» образованности, сектантски-дикарски скатившись к признанию ненужности всякой книги. Толстой горячо и в то же время мягко усовещивает невежественного «пророка из народа», которому так по душе роль апологета невежества, убеждая его в ошибочности столь радикально-нигилистической точки зрения. Веригин, наверное, с внутренним чувством превосходства ученика, пошедшего «гораздо дальше» учителя, пробегал эти строки как бы оправдывающегося перед ним корифея русской литературы, светила русской мысли. Поучительная картина!..
Картина эта и на самом деле поучительна, – по крайней мере, для многих «толстовцев», слишком упрощенно подошедших к «опрощенским» теориям Л. Н. Толстого, – «толстовцев», которым поистине более приличествует название «веригинцев», чем «толстовцев».