– Не пишет, а посылает много не очень удачных твоих фотографий, – засовываю в рот еще одну картофелину.
– Таких нет, – отвечает Джош, словно стреляет.
– Готов поспорить? – Достаю из сумочки телефон и открываю чат с Тайлером.
– Эти уже устаревшие. – Джош проводит рукой по волосам и прикусывает внутреннюю сторону щеки. Неужели он покраснел?
– Но они существуют, – настаиваю я. Естественно, он такой тщеславный, что фотографии его беспокоят. – Интернет ничего не забывает. Хочешь что-то сказать о той темноволосой, которую ты закрываешь на этой фотографии? – Я листаю дальше и показываю ему фотографию, где у него глаза словно из фильма ужасов и поднята рука.
– Нет.
Не произнося больше ни слова, он идет прочь с едой. Я догоняю его, размышляя, стоит ли продолжать. Решаю не сыпать соль на рану. Мы почти доедаем порцию картошки, когда наконец находим свободную скамью. Джош снимает кожаную куртку, вешает на спинку и садится. Короткое мгновение он кажется другим. Парень закрывает глаза и откидывает голову назад, наслаждаясь солнцем. Этот жест полон доверия, я не могу не улыбнуться.
Тоже сажусь. Мы жуем, сидя бок о бок.
– То время было сложным, – внезапно нарушает он молчание.
– Почему? – Мне правда любопытно.
Джош смотрит на меня и, кажется, размышляет, что мне можно доверить. Я задерживаю дыхание.
– Тогда мама была еще сенатором в конгрессе, а я учился в последнем классе старшей школы. Чем больше предписаний придумывал мамин советник, тем хуже я себя вел. – Он громко выдыхает. – Президентская гонка – настоящее пиар-шоу, и ее противник… – Он не завершает предложение. Судя по всему, ему сказали не обсуждать в открытую оппонента мамы.
Я киваю. Могу понять, что нелегко оказаться в жизни, которую сам не искал. Я достаточно долго видела свое будущее в страховой компании папы. Если бы Ханна не убедила меня попробовать подать документы в Святой Иосиф, дальнейшая жизнь была бы уже запрограммирована. Сначала стала бы одной из сотрудников, а потом села бы за папин стол. Я вздрагиваю.
– Тебе холодно? – спрашивает Джош и берет свою куртку. Этот маленький жест снова заставляет меня улыбнуться.
– Нет, все в порядке.
Он оценивающе смотрит, потом кивает.
– В итоге меня отправили в военную академию, чтобы убедить в достоинствах мамы ту часть населения, которая еще сомневалась.
– И как получилось, что ты учишься в Европе? Разве не твоя священная обязанность пойти в Гарвард или Йель?
– Компромисс, о котором мы договорились с мамой. Я за это бился, – выражение его лица снова становится холодным. Он быстро встает и бросает бумажный пакет в ведро для переработки в паре шагов от нас. Мое запястье начинает легонько вибрировать. Оранжевый. – Давай двигаться дальше.