Прочие газеты не написали по этому случаю ни строчки, даже тенденциозной. Такова сегодня в Италии помощь правительства и прессы, так они обращаются с итальянцами, причем самыми достойными из них, и нечего удивляться, что за рубежом нас так мало уважают, а то и вообще испытывают к нам пренебрежение. Но подумать только — наши печатные издания вступили в соревнование, публикуя одну за другой фотографии французов: не далее как вчера я видел в одной из римских газет огромную фотографию Пикассо и Кокто с кем-то еще на фоне Французской Ривьеры. Если в один прекрасный день была бы учреждена Нобелевская премия за провинциализм, серость, любовь ко всему иностранному, мазохистское преклонение перед
France Immortelle, премия эта была бы присуждена сегодняшней Италии.
В это же время я был приглашен в миланский театр Ла Скала для работы над декорациями и костюмами к операм и балетам. Для Ла Скала я создал эскизы к балету «Легенда об Иосифе» на музыку Рихарда Штрауса и опере Бойто «Мефистофель». Эскизы мне удались, и декорации пользовались огромным успехом. Но я заметил, что и в театре Ла Скала существовала скрытая стойкая неприязнь ко мне, которая исходила от самой активной части труппы. Мотив был прежний — зависть: зависть к моим художественным способностям и человеческим качествам. Некоторые тщеславные интриганы не переносят людей моего калибра на дух. Они предпочитают создавать атмосферу, благоприятную для посредственности, избегая всего, что дает повод для опасного сравнения. В итоге в театр Ла Скала еще раз я был приглашен только однажды, возможно, по настоянию танцовщика Лифаря, приехавшего в Милан для постановки одноактного балета «Аполлон Мусагет» на музыку Стравинского, который ставился на малой сцене. К постановке Лифарь отнесся небрежно, оформление оказалось прескверным, в результате о моих декорациях можно было получить лишь смутное представление. Что касается костюмов, их не стали шить по моим эскизам, сославшись на нехватку времени, а извлекли старое тряпье тусклого цвета, что отнюдь не способствовало успеху балета.
В связи с эскизами к декорациям и костюмам должен рассказать об одном случае, и рассказываю об этом не из духа мести, а ради справедливости. Вот о чем идет речь. В 1946 году, когда мы жили еще на улице Марио де’Фиори, ко мне пришел в сопровождении матери молодой аргентинец из Буэнос-Айреса и сообщил, что его зовут Мартин Альцага, что он секретарь аргентинского посольства при Святом Престоле. Он сказал также, что его кузен по имени Анкорена, в очередной раз обосновавшись в Париже, хочет, чтобы я написал для него три панно, символизирующие собой три времени года: весну, лето и осень. Господин этот хочет поместить эти панно при входе в салон своей парижской квартиры, расположенной на