, крупнейший философский ум нашего века, писали об этом во многих своих статьях, излагая и растолковывая различными способами то, что люди упорно не желают понимать. Мысленно я часто возвращаюсь к словам Эрнеста Ренана, который любил повторять, что ничто не представляется ему столь безграничным, как человеческая глупость.
Из дома Стамбулопулоса мы перебрались в дом, имя хозяина которого я не помню. В Греции мы часто меняли место проживания, причем переезжали мы приблизительно раза два в год. Мне судьбой было предназначено постоянно менять свое жилье. В новом доме, удаленном от центра, я вел весьма тоскливое существование. Состояние здоровья моего отца было прескверным. Дом находился на северной окраине города, за ним простирались безлюдные, неухоженные земли. К дому нашему примыкал сад, где был заросший водорослями пруд со стоячей водой, с мошками, лягушками, комарами и всякого рода рептилиями; я заболел малярией. Ночами меня лихорадило, от озноба я стучал зубами. Тем не менее я продолжал рисовать, а когда выздоровел, был отправлен отцом к франко-швейцарскому художнику Жиллерону, устроившему в своем доме некое подобие школы рисования и живописи. В школе этой копировали гравюры. Сам Жиллерон писал главным образом Акрополь, развалины храмов и древние монументы. Был он высоким, крепкого телосложения человеком с жидкой седой остроконечной бородкой, носил очки и слегка напоминал Бёклина, но в его взгляде не было той глубины, того блеска, которые свойственны были великому художнику из Базеля. Во время Страстной недели, когда ночью по улицам шла процессия, которую в Греции называли эпитафией, наш дом, расположенный на окраине города, становился чем-то вроде мишени для любителей петард и шутих. Эпитафия представляла собой, по сути, погребальную процессию, во время которой крест с изображением Распятия несут, как гроб с телом усопшего во время похорон. Во главе процессии медленно вышагивало подразделение пехотинцев с винтовками, которые они держали опущенными к земле штыками. Военный оркестр играл различные похоронные марши, но самыми популярными среди них были марши Шопена и Бетховена. Толпа поднимала шум, стреляя из ружей и пистолетов, взрывала петарды, бросая их о землю или в стены домов. Слово петарда по-гречески звучит varilotta, возможно, от итальянского barile или греческого varili, что означает «бочонок». Петарда эта в самом деле напоминала крошечный бочонок на короткой веревочке. Когда шествие проходило мимо, на стены нашего дома обрушивался град петард. В эти ночи из-за страшного шума я не мог уснуть, а наш пес Троллоло в смертельном ужасе от взрывов забивался под кресло и там до утра трясся от страха. Причиной того особого ожесточения, с которым бросали петарды в стены нашего дома, было то, что мы итальянцы, то есть иностранцы и католики, для обитателей этого периферийного района мы были чужие,