— Можно?
И, повернувшись, не раздумывая, шагнула к нему, обхватила за шею и негромко заплакала.
Он понял — говорить ни о чем не надо. Слова не помогут и не объяснят. Она не верила, что они когда-нибудь снова встретятся. Это было прощание. Он почувствовал к ней необычную жалость.
«Как я мог раньше жить без нее?» — подумал он и сказал:
— Может быть, мы еще увидимся.
Они вышли из квартиры. На стук открываемой двери выглянул на лестничную клетку отец Наташи. Старик был в потертом халате, на голове его косо сидел вязаный колпак.
— Это мы, папа, — сказала девушка. — Я скоро вернусь.
— Слава тебе господи, — громко проговорил старик. — Уводи ты его от нас, ради бога! Виданое ли дело, на ночь глядя, весь в крови… Не жалеешь себя!
Он скрылся в дверях. Наташа покраснела, искоса бросила взгляд на молчащего Андрея.
— Извини его… Старый человек. Не все уже понимает.
Они миновали подворотню и пошли по улице. Возле пассажа Сименса мальчишки стучали щетками по ящикам:
Чистим-блистим,
Пыль обметаем,
Глянц надраим…
Подходи-и!..
У входа толкались барыги, солдаты в мокрых от жары гимнастерках, с тонкими паучьими ногами, до колен затянутыми зелеными английскими обмотками. Гундосили нищие. Господа в линялых сюртуках робко продавали старинные подсвечники, шубы, фамильные чайные сервизы.
— Ну вот, постоим, — сказал Андрей. — Дальше я сам.
— Куда? — робко спросила Наташа.
— Да тут не очень далеко, — неопределенно ответил Андрей и внимательно посмотрел на нее. — Я тебя попрошу в среду подойти в кафе «Фалькони»… Там за крайним к веранде столиком будет сидеть пожилой человек с палкой… Возьми кофе и присядь к нему. Скажи: «Кофе надо пить из фарфоровой чашечки…» Он тебе ответит: «Был бы кофе… Можно и из стакана…» Запомнишь?
Она молча кивнула головой.
— Сообщи ему… — Андрей подумал. — Так и скажи: «Я продолжаю. Вернулся туда же…» И больше ничего. А теперь — прощай.
Он тихонько тронул ее за плечо, улыбнулся и пошел, не оборачиваясь, зная, что она еще долго будет смотреть ему вслед. Торопливо завернул за угол и здесь замедлил шаг, вытер со лба жаркий пот, зашарил по карманам, отыскивая папиросы. Нашел смятую пачку и долго выуживал из нее папироску дрожащими от слабости пальцами. В конце улицы он уже видел темное мрачное здание гостиницы. Горбатая цинковая крыша ее бледно горела под солнцем, похожая на хмурый рыцарский шлем. Тишина, пустынность улиц и площади окружали этот пятиэтажный дом с узкими бойницами окон и чугунным навесом у входа.
Ему не хотелось идти туда. Нет, не то слово… Если существуют предчувствия, то они сейчас владели им. Он не знал еще, в чем дело, но тревога нарастала с каждым шагом. Еще никогда он не испытывал такого страстного желания свернуть, броситься отсюда в сторону, в спасительную узкость кривых переулков.