Бейл встал так, чтобы медики его заметили, ожидая, пока кто-то из них отвлечется от потерпевшего и заговорит с ним. Ни тот, ни другой этого не сделали, и он спросил:
– Вы видели У?
– Он пока не У, – проворчал Лимми. – Пациент еще жив.
– Чем бы у вас тут все ни кончилось, моя добыча – уже У. Заметили что-нибудь?
Харкет махнул туда, где кончался тупик:
– Там. Высокий, тощий, в коричневом комбинезоне и синих хирургических перчатках, как у нас. Ножа не видел, но… – он указал на жертву, – …он острый, зазубренный, длиной около десяти сэмэ.
Бейл оглядел конец тупика.
– Перелез?
Там была куча мусора, а над мусором – стена высотой метров десять, с остриями наверху.
– Не перелез, – буркнул Харкет, вернувшийся к работе. – Прошел сквозь.
Бейл посмотрел снова через визор и ругнулся. Дыра была узкой. Он мог ее и не заметить. Ему не хватало сосредоточенности. Похмелье.
– Он туда протиснулся?
Крики перешли в измученный, клокочущий в легких стон. Медики не ответили Бейлу.
– Он должен был быть на стремглаве, – снова попытался он.
– Стремглава не видели. Правду сказать, рады были, что он ушел.
Медики потеряли к Бейлу интерес. Он никогда не понимал, как они сохраняют спокойствие. Даже он видел, что жертва умрет, а они со смертью сталкивались еще чаще. В чем смысл? Бейлу все было ясно по расползающейся зелени. Но они не отступали.
– Харкет, сходи до машины и принеси мне эфа и морфа, – сказал Лимми. – Сэр, вы меня слышите? Мы вам сейчас дадим кое-что от боли.
Бейл хотел бы быть как врачи скорой помощи, спокойным и собранным. Рейзер говорила, что ему, видимо, без адреналина было не обойтись.
Лимми чуть повысил голос:
– Харкет? У нас там физраствор еще есть?
– Не хватит. И целого моря не хватило бы, так из него хлещет.
Пока Харкет возвращался, затянутая в синюю перчатку рука Лимми соскользнула, и умопомрачительно-яркий зеленый фонтан вырвался из тела и хлестнул по его визору. Лимми навалился на жертву, надавил, выругался, потом задергался вверх и вниз, как будто на чем-то скакал. Бейл увидел, что это бьется в бесконтрольных конвульсиях тело, а врач только пытается его удержать. Подбежал Харкет, вколол что-то в выгибающуюся грудь. Тело на мгновение замерло, а потом обмякло.
Харкет выпрямился и тихо сказал:
– Лимми?
Лимми спокойно и неторопливо положил руку на шею пациента, нащупывая сонную артерию. Бейл понял, что касается собственной шеи, проверяя разогнавшийся пульс.
– Лимми? – повторил Харкет.
Тот что-то пробормотал в ответ, но атмосфера в тупике переменилась, и то, что он сказал, не прошло через фильтр визора Бейла. Слишком тихо. Но Бейл смог прочитать это негромкое слово по губам: