Мартин мнется.
– Теперь я понимаю, что не надо было пинать робота-уборщика лестниц. И я не должен был оставлять его лежать на спине. Утром я сразу поеду к нему и опять поставлю его на ноги.
Мартин все еще стоит на коленях на полу, склонив в смирении голову, когда все динамики умолкают, и все мониторы становятся черными.
Была уже почти полночь, когда Кики высадилась из машины перед домом номер 7.
– Я должен признаться, мне не часто приходится бывать здесь, – говорит самоходный автомобиль. – Хорошо здесь, за городом.
Кики кивает. Секционные дома действительно очень ухожены. Белые заборы, голливудские качели с козырьком, даже кое-где садовые гномы. (Многие из них являются частью аварийной сигнализации и не так безобидны, как кажутся.) Автомобиль взлетает. Кики открывает небольшую калитку и ступает на искусственный газон.
– Привет, Таня! – кричит какой-то мужчина. Он сидит на веранде соседнего дома. Банка пива составляет ему компанию. Он подходит к изгороди.
– Привет, Томас, – отвечает Кики.
– Как прошла командировка?
– Ах да. В целом она была бесполезной. Привычная болтовня. Ничего, что нельзя было бы решить с помощью конференции виртуальной реальности.
– Все одно и то же, да?
– Да.
Кики вставляет ключ в старомодный замок своей входной двери.
– Не хочешь выпить пива? – спрашивает Томас и, как бы между прочим, добавляет: – Лаура у своей матери.
– Очень мило, Томас, – отвечает Кики, – но я ужасно устала.
– Конечно, конечно.
Кики входит в дом и бросает жакет в угол. Она еще не знает, что она не одна.
В гостиной, в темном углу, сидит мужчина в шляпе и ждет ее.
– Не пугайся! – кричит он.
Кики вздрагивает:
– Черт! Старик!
Старик хихикает.
Кики садится рядом.
– Ты действительно думаешь, что эта дурацкая шляпа что-то даст?
– Нет, дитя. Вероятно, нет.
– Но?
– Но это и не повредит. А возможно, даже поможет.
Старик снимает шляпу и поворачивает ее за околыш между ладонями.
– У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать, – говорит Кики.
– Да. Сейчас, когда у тебя есть доступ к забвению, что ты с этим сделаешь?
– Понятия не имею. Вероятно, все опубликую.
– Я этого и опасался.
– Почему опасался?
– Потому что я думаю, что было бы хорошо, если бы данные имели срок годности. Потому что я большой фанат «Права на забвение».
– Но не настолько, чтобы к этому имели доступ только люди в возрасте 60 плюс!
– Согласен. Но что, на твой взгляд, это даст, если ты сейчас это опубликуешь?
– Справедливость! Это было бы справедливо.
– Но будет ли это действительно справедливостью? А не имеешь ли ты в виду равноправие?
– Хорошо, тогда равноправие.