На самом деле насекомое было нужно всем. Доктор Андерсон продолжал писать письма, безуспешно пытаясь убедить британское правительство предложить денежную премию тому, кто сможет привезти в Индию живых кошенильных жуков. В 1789 году в отчаянии он написал в Англию достопочтенному Джону Холланду, сообщив ему, что «из печати вернулось пятьсот экземпляров “Инструкций по уходу за насекомыми в море”». Андерсон настаивал, чтобы Холланд получил бюджет для перевода документа, «поскольку очевидно, что французы потеряли плоды усердия мистера Тьерри из-за нехватки времени для создания укорененных растений и для транспортировки насекомых».
Казалось, ситуация изменилась, когда в 1795 году капитан Нильсон вошел в порт Калькутты. У него было несколько насекомых кошенили – и история, которую он готов был рассказать. Несколько месяцев назад судно встало на стоянку в Рио-де-Жанейро, и капитан Нильсон отправился на загородную прогулку в сопровождении «обычной» португальской охраны. Он увидел плантацию кактусов с насекомыми на листьях (пять лет назад он служил в Мадрасе с 52-м полком), поэтому и вспомнил призывы доктора Андерсона. Притворившись натуралистом-любителем, он попросил у местных жителей несколько образцов. К тому времени, как он добрался до Индии, все насекомые умерли – за исключением нескольких дюжин болезненных мелких насекомых на одном листе, в которых сосредоточилась вся надежда Британии на новое и грандиозное промышленное предприятие.
Несмотря на скудость образцов, высшие руководители Ост-Индской компании решили, что богатство уже находится в их руках. Роксбургу, управляющему Королевским ботаническим садом в Калькутте, поручили выращивать насекомых, и письма снова начали летать по всему субконтиненту. «Представьте себе, – писал доктор Андерсон губернатору области лорду Нобарту, – возможность извлечь из самых пустых, бесплодных и сухих земель, находящихся в вашем распоряжении, огромную пользу, поощряя выращивание этого растения». Потребовалось несколько десятилетий экспериментов, чтобы понять, что насекомые из Бразилии были куда хуже ценных grana fina, что уход за ними был очень дорогим делом – и что, по словам одного наблюдателя, писавшего в 1813 году, «в этих насекомых было довольно мало красящего вещества, и они во всем уступали гране, привезенной из Новой Испании»[113].
Таким образом, английский эксперимент, который мог бы привнести отечественный индийский кармин в палитру Тернера, был в основном заброшен, хотя во время прогулки по буддийским руинам Таксилы в Пакистане я заметила на дикой опунции болезненного вида жука, так что распространение этих насекомых все еще происходит естественным путем. Кошениль была успешно завезена только в одно место за пределами Америки – на Канарские острова у берегов Африки, где в небольших количествах ее собирали с XIX века. Острова принадлежат Испании, которая, таким образом, фактически сохранила монополию на красную краску, к тому же момент уже был упущен. Некоторые художники все еще использовали эту краску – Рауль Дюфи, Поль Сезанн, Жорж Брак и другие изредка применяли кармин, – но к 1870-м годам эта краска почти полностью исчезла из продажи: большинство художников перешло на более новые, более яркие красные краски, поэтому на современном рынке предназначение кошенили – делать лица более розовыми, а обработанную ветчину – менее бледной.