В Любероне, горном массиве на юге Франции, есть большие охряные рудники, а еще более знаменитые залежи охры находятся в тосканской Сиене: мне нравится думать, что мой маленький кусочек краски был привезен оттуда неолитическими торговцами, деловито менявшими краски на горные меха. Ченнино Ченнини писал о том, как в детстве, гуляя с отцом, он нашел охру в Тоскане. «И, достигнув небольшой долины, очень дикого крутого места, и поскребя кручу лопатой, я увидел трещины, заполненные землей самого разного цвета», – рассказывал он. Ченнини нашел желтую, красную, синюю и белую землю, «и эти краски появились на этой земле точно так же, как морщина проявляется на лице мужчины или женщины».
Я понимала, что во всех местах, где добывали охру, от Сиены до Ньюфаундленда и Японии, будут свои истории, но в поисках этой первой цветной краски я решила отправиться в Австралию, потому что именно там я могла найти самую длинную непрерывную традицию живописи в мире. Если меня так очаровал маленький кусочек пятитысячелетней охры, то насколько сильнее я была бы очарована в Австралии, где пещерные художники использовали эту краску более сорока тысяч лет назад? Но я также знала, что в самом центре Австралии я найду историю о том, как эта древняя традиция живописи трансформировалась в одно из самых захватывающих новых художественных течений последних лет.
Перед отъездом в Австралию я позвонила своему другу – антропологу из Сиднея, который много лет работал с аборигенами. В конце нашего телефонного разговора я посмотрела на свои записи. Вот они:
– На это уйдет время. Много времени.
– Охрой до сих пор торгуют, даже сейчас.
– Красная охра – это мужское дело. Будь осторожна.
Последний пункт я рассеянно подчеркнула несколько раз. Казалось, что самая распространенная краска на земле была и самой таинственной. Получить полную информацию об охре оказалось немного сложнее, чем я думала.
Сидней
Когда мы с Хетти Перкинс, одной из местных кураторов в галерее Нового Южного Уэльса, пили кофе в саду галереи после открытия ретроспективы искусства аборигенов, она энергично рассказывала о скрытых от посторонних глаз традициях коренного населения[29]. «Это одеяло, – сказала она, положив руку на лист белой бумаги в моей тетради, – а это Австралия, – продолжила она, прикоснувшись к деревянному столу. – Ты поднимаешь бумагу, а под ней все… многие картины похожи на одеяло… мы не понимаем полностью их смысл, но знаем, что они передают суть этой земли». Меня заинтриговало, не заглядывала ли она, так сказать, под этот самый стол. «У меня нет на это права, – сказала она. – Вот почему я осторожна. Не мое дело – спрашивать, что что-то означает. Это придет позже».