Пришлось отступить: обратно к смолистой сосне, в шатёр из веток, зализывать лапу. Потом лис обвил морду хвостом – от дыма – и закрыл глаза. Значит, он попробует пересечь горячую чёрную полосу позже, по вечерней прохладе.
В сумерках Пакс снова взбежал на гребень: прежде чем продолжить путь, он хотел осмотреть всё сверху и убедиться, что никакой хищник не идёт по его следу. Не то чтобы что-то его тревожило – прошлой ночью в пути не было ни одного настораживающего знака, – но просто теперь, пока лапа не заживёт, он не сможет мчаться как ветер. И надо быть начеку.
По ту сторону гребня воздух был чистый. Свет от низкого солнца падал на берёзы на дальнем склоне, лился косым дождём сквозь их кроны и будто стекал с ветвей, капая с ярких кончиков листьев. Облачко бледно-голубых бабочек поднималось и опускалось – как дыхание.
Всё спокойно. Пакс несколько раз лизнул обожжённую лапу и уже собирался уходить, когда глаз уловил неясное лёгкое движение в кустах под берёзами. Лис замер и стал следить.
Движение продолжалось вниз, на луг. Но сверху не разглядишь, кто там, видна только дорожка из подрагивающих веточек и травинок – значит, преследователь слишком мал и не опасен для лиса. Может, не в меру храбрый кролик. Или скунс неуклюже ковыляет на вечернюю охоту.
Тут существо выбежало на россыпь мелких камней – Пакс помнил, вчера ночью он тоже пересекал эту голую, совсем без травы, каменистую проплешину.
Он подскочил, охваченный буйным страхом и одновременно радостью. Во весь опор понёсся он по склону вниз, перемахнул ручей – и, задыхаясь, подлетел к своей дочери.
Когда он возник рядом с ней, малышка остановилась. Села. И подняла голову, словно ожидая нежного приветствия. Ты ушёл от нас.
Пакс осмотрел дочь от носа до кончика хвоста. Она пропылилась насквозь, и её сердечко билось часто-часто, но никаких повреждений на ней не обнаружилось. Он поднялся во весь рост, выставил уши торчком и вытянул хвост. Ты не должна была идти за мной. Он напомнил ей, что приказ был – ждать и слушаться матери.
Она покорно прижалась к земле. Ты ушёл далеко.
И положила мордочку ему на лапу.
Пакс предупредил её об опасностях, с которыми может столкнуться маленькая лиска, пускаясь в путь в одиночку, – этих опасностей великое множество; упрекнул за непослушание. Пока он её вразумлял, дочь лежала неподвижно и была сама кротость.
Наконец Пакс сел, чтобы она поняла, что прощена. Её глаза были закрыты. Тогда он лизнул её в щёку. Лиска засопела и перевернулась на бок.
Пакс поднял её. Когда, прыгая с уступа на уступ, он возвращался на свою лёжку под упавшей сосной, дочь раскачивалась у него в зубах – но не проснулась. Он пристроил её в развилке упавшей смоляной сосны – она не пошевельнулась. Даже когда он сам обернулся вокруг, уложив подбородок поверх её ушек, она только муркнула во сне.